Я вернулась в Москву поздней осенью, но все-таки поехала еще в Троицкое; я была своим собственным архитектором, садовником и управляющим и, следовательно, не могла надолго отлучаться из Троицкого, так как земля требовала постоянных забот и ухода.
Я умолчу о нескольких последующих годах, не представляющих ничего интересного для читателя. Огорчения, поражавшие мое сердце, отягчали мою жизнь; они были такого свойства, что мне хотелось бы их скрыть от самой себя, и я не решаюсь рассказывать о них читателям. Император был столь милостив, что взял на себя уплату моего долга в банк; в конце августа 1803 г. сердце мое было утешено гораздо большей и драгоценной для меня радостью: прибытием мисс Вильмот, родственницы моей нежной и ближайшей подруги, m-me Гамильтон, дочери туамского епископа. Мисс Вильмот приехала ко мне в Троицкое и своими беседами, совместным чтением, кротостью и приветливостью внесла в мою жизнь тихие радости, бесценные и незаменимые для нежной дружбы и любознательного ума.
Я имела удовольствие познакомиться с отцом[243] этого ангела-утешителя, посланного мне небом и нежными заботами мистера Вильмота и m-me Гамильтон. Ее родители так заботливо развивали ее ум и сердце, что она вызывала восхищение всех людей, способных ее оценить. С какой радостью мое любящее сердце воздает ей должную справедливость и как глубоко оно ценит доверие ее родителей, отпустивших ее к женщине, нуждавшейся в смягчении ее жгучего горя и приветствовавшей окончание каждого дня как облегчение тяжкого и горестного бремени, которое судьбе угодно было наложить на ее печальную жизнь. Никогда, никогда не сумею я довольно вознаградить ее за все то, что она для меня сделала. Мое уединение стало для меня раем, и оно сделалось бы им в действительности, если бы… но это от нее не зависит.
Зато я для нее сделала то, чего от меня не могли добиться мои родственники и друзья и чего мне очень не хотелось: я написала эти мемуары, так как она этого непременно желала. Она единственная владелица их, с тем условием, что они появятся только после моей смерти.
Заканчивая их, я смело утверждаю, что я писала только истинную правду, которой придерживалась даже в тех случаях, когда она не говорила в мою пользу, и пропустила только то, что могло бы повредить некоторым лицам; однако читатель ничего от этого не потерял.
Если я проживу еще некоторое время, я запишу разные случаи из царствования Екатерины, справедливо прозванной Великой, напомню все благодетельные начинания этой государыни и проведу параллель между ею и Петром I, которого ошибочно сравнивали с этой гениальной женщиной, стоявшей несравненно выше его и поднявшей Россию на высоту великой державы, внушающей страх и уважение всей Европе.
В заключение я могу сказать со спокойной совестью, что сделала все добро, какое было в моей власти, и никогда никому не сделала зла; я отомстила забвением и презрением за несправедливости, интриги и клеветы, направленные против меня; я исполнила свой долг по мере сил и понимания; со своим чистым сердцем и честными намерениями я вынесла много жгучего горя, которое вследствие моей слишком большой чувствительности свело бы меня в могилу, если бы меня не поддерживала моя совесть, свидетельствовавшая о чистоте моей жизни; я без страха и тревоги, бестрепетно и спокойно смотрю в глаза приближающейся смерти.