Мы должны возлюбить для того, чтобы единомысленно исповедовать веру. «Любовь есть источник веры», — говорил преп. Иоанн Лествичник. «Любовь есть корень, источник и матерь всего доброго», — говорил св. Иоанн Златоуст [114]. «Все труды и подвиги, которые начала и конца своего не имеют в любви с духом сокрушенным, тщетны и бесполезны», — пишет преп. Симеон Новый Богослов [115].
«Начала и конца»… Любовь есть не только завершение христианского пути, его венец, что подвижники называют «любовь совершенная», но и начало его — практическое начало каждого движения на нем, каждого шага и действия, молитвы и труда. В начале пути и любовь будет «начальная», но без даже самой малой любви этот путь не начнется или внутренне прервется. А многие люди и в ваше время этого не понимают, спокойно пребывая в своем «келейном» правиле — во внешне понимаемом религиозном труде. Они видят в этом суть монашества, в то время как, например, первый пункт древнего монашеского устава (преп. Макария Александрийского) читается так: «Воины Христовы так должны располагать шествие свое, чтобы во всем являть совершеннейшую любовь» [116].
Любовь — это первоисточное благо, а тем самым не–любовь — первоисточное зло. Не нарушение послушания или воздержания было исходной причиной грехопадения Адама. Это были явления уже производные. Адамово падение {состояло} в нарушении любви к Богу, пишет митр. Николай Кавасила. Для того и «Бог Слово… перешел в другую природу (вочеловечился), чтобы… человек возлюбил Бога» [117]. Не–любовь есть причина падения — первородный грех [118]. Любовь — цель Боговоплощения и спасения людей. Об этой цели пишет преп. Максим Исповедник: Христос перенес все искушения, начиная от искушения диаволом в пустыне и кончая Голгофой, — все для того, чтобы человек пошел дорогой любви, чтобы он принял любовь как «древо жизни». Христос, пишет святой, «до смерти по–человечески подвизавшись за заповедь любви и одержав совершенную над диаволом победу… Такова была цель у Господа, чтоб Отцу быть послушну даже до смерти… храня заповедь любви… Сию… победу Он нам подарил… лукавым демонам всегда противоборствовать посредством любви» [119].
Человеку в раю была дана возможность возлюбить, но он не возлюбил, так как для этого был нужен подвиг воли, «добродетель воли — любовь», а не возлюбив, не послушался и не воздержался от запрещенного древа. Его свободная воля не возжелала любви, так как любовь — это прежде всего смирение, забвение себя, а ему хотелось «быть как боги». И оказалось, что убедить эту свободную волю — выбить искру любви в окаменении человеческого сердца — это такое великое дело, что стало необходимым для совершения его сошествие Бога с неба, принятие Им человеческого тела и, что самое главное, принятие Им и человеческой воли, не сливающейся с Его волей Божественной. Эта воля и подвизалась по–человечески за заповедь любви и одержала «совершенную над диаволом победу». Эта воля и привела к Голгофе, так как знала, что только кровь Божия сможет открыть человеку любовь. «Ибо не на месте пребывая (на небе. — С.Ф.), призывает к себе раба, но Сам, низойдя, ищет его, и Богатый приходит в обиталище бедного, и… показывает любовь, и желает равной любви, и отвергающего не удаляется, и на оскорбление не гневается, и, будучи изгоняем, приседит дверям, и все делает, чтобы показать Себя любящим, и переносит мучения, и умирает» (Николай Кавасила) [120].
Священники в алтаре в эту минуту целуют сначала чашу, дискос и престол, а потом друг друга со словами: «Христос посреде нас!» — «И есть, и будет».
В древности это целование любви совершалось и всеми молящимися в храме, и каждый говорил другому: «Мир тебе». В истолковании 19–го правила Лаодикийского Собора, относящегося к данному месту литургии, Зонара пишет: «Ныне не бывает того, что относится к кающимся (о выходе их из храма перед началом литургии верных), и я не знаю, каким образом это прекратилось. Потом священники подавали мир епископам, т. е. целование; ибо целование есть знак любви, а за любовью следует мирствование. И священникам опять подавали мир миряне, чего ныне не бывает, ибо упразднилось, как и многое другое, совершавшееся в древности» [121]. Зонара жил в Византии в средние века, когда еще не смущались открыто обнаружить свое удивление и сожаление по поводу исчезновения древних обычаев. Вот еще одно свидетельство о древних литургиях (конца IV века) и вместе указание на то, как мы должны и сейчас воспринимать их. «Когда опять наступает время преподания и взаимного принятия мира, — говорит Иоанн Златоуст, — все равно друг друга лобзаем. При самом также совершении страшных Тайн священник молится за народ, а народ молится за священника, потому что слова «со духом твоим» означают… именно это. И молитвы благодарения также общие, потому что не один священник приносит благодарение, но и весь народ. Получив сперва ответ от народа и потом согласие, что «достойно и праведно» совершаемое, начинает священник благодарение… это сказано мною для того, чтобы каждый и из подначальных трезвился, чтобы мы знали, что все мы едино тело… и чтобы мы не все возлагали на одних священников, но и сами пеклись о всей Церкви, как о теле всем нам общем» [122].
117
Смысл фразы не вполне ясен. Вероятно, следовало бы: «Не–любовь, [118] первородный грех, есть причина падения». — Ред.
118
122
Св. Иоанн Златоуст. Беседа на 2–е Послание апостола Павла к Коринфянам, 18 // Творения. Т. 10, кн. 2. С. 632–633.