– Вставайте, брат! Война! – почтительно вытянувшись перед Бои, крикнул он хриплым, будто чужим голосом.
Зябкому Бои очень не хотелось вылезать из постели в такую рань – но он любил брата. Увидев его в таком возбуждении, он, пересиливая себя, приподнялся, накинул теплый халат и принялся с трудом натягивать под одеялом штаны.
Пока он одевался, Шуци рассказывал:
– Только я думал заняться гимнастикой, вдруг – слышу, будто по улице люди идут, кони скачут; выбегаю на дорогу – так оно и есть. Впереди большой паланкин, весь в белом шелку, одних носильщиков – человек восемьдесят, на паланкине – скрижаль деревянная с надписью[271]: «Обитель души Вэнь-вана[272], повелителя Великой Чжоу[273]», за паланкином идут солдаты. Так и есть, думаю: пошли войной на шанского царя. Нынешний государь слывет почтительным сыном: раз уж замыслил важное дело, значит, непременно выставит вперед Вэнь-вана. Бегу назад и вдруг вижу: на стене нашей богадельни – манифест…
Бои оделся, братья вышли из дому – и съежились от холода. Бои редко выходил на улицу, за воротами приюта все показалось ему непривычным. Не прошли они и нескольких шагов, как Шуци указал рукой на стену, где был вывешен пространный «Манифест»:
Дошло до Нас, что нынешний шанский царь, именуемый Чжоу, поддавшись наущениям женщины, порвал с Небом, расстроил летосчисление, отдалил от себя родичей. Следуя советам женщины, он пренебрег музыкою предков, заглушив и осквернив истинные песнопения непристойными песенками. Посему Мы, царь Фа, смиренно взяли на Себя осуществление Небесной Кары. Напряжем же все силы, о мужи, да не повторится сие ни дважды, ни трижды! О чем и уведомляем подданных.
Дочитав «Манифест», старики молча направились к дороге. По обочинам теснился народ, сквозь плотную толпу не просочилась бы и капля воды, но братья попросили пропустить их. Зеваки обернулись, увидели седобородых старцев и, повинуясь высочайшему указу Вэнь-вана о почитании престарелых, поспешно расступились. Скрижаль, которую несли впереди шествия, давно исчезла из виду; теперь шагали колонны латников. Когда прошло примерно столько времени, сколько нужно, чтобы испечь триста пятьдесят две больших лепешки, показалась куча солдат с парадными знаменами, что были похожи на разноцветные облака. За ними снова шли латники, а за латниками множество военных и гражданских чинов ехали верхом, тесным кольцом окружив своего государя. Государь был смуглолиц, на лице – небольшая бородка, в левой руке держал желтый топор, в правой – белый бычий хвост; вид имел величавый и грозный. Это и был тот самый чжоуский царь Фа, что «смиренно взял на себя осуществление Небесной Кары».
Теснившаяся по обочинам толпа замерла в почтительном молчании, не смея шелохнуться. А Шуци, волоча за собой брата, вдруг рванулся вперед – никто не успел его удержать. Проскользнув меж конскими головами, он схватил царского коня за удила и крикнул, вытянув шею:
– Отца не успел похоронить, а сам уже отправился в поход, – это ли сыновняя почтительность? Вассал, а злоумыслил против государя, – это ли гуманность?..
В первое мгновение толпа на обочинах и окружавшие царя военачальники оцепенели от ужаса; даже бычий хвост в царской руке и тот скривился и поник. Но едва лишь Шуци произнес эти несколько слов, как туча мечей, со свистом рассекая воздух, поднялась над головами стариков, готовая в тот же миг обрушиться на них.
– Стойте!
Узнав голос Цзян Тай-гуна[274], никто не посмел ослушаться – мечи замерли в воздухе, а все глаза устремились на всесильного министра: он был так же седовлас и седобород, как старцы – только лицо было полным и круглым.
– Отпустите их! Это же праведники!
Военачальники мгновенно отвели мечи и сунули их за пояс. А к братьям подошли четверо латников, почтительно вытянулись, отдали честь, подхватили их под руки и, печатая шаг, направились к обочине. Толпа поспешно расступилась.
Выйдя на свободное место, латники снова встали навытяжку, поставили братьев на землю и дали им хорошего пинка. Охнув, старики перекувырнулись в воздухе, пролетели с добрую чжоускую сажень и грохнулись на землю. Шуци еще повезло: он упал на руки, шлепнувшись лицом в грязь; а Бои, более дряхлый, ударился головой о камень и тут же лишился чувств.
Войско прошло, глазеть стало не на что – и все обратились к новому зрелищу: обступили лежащего Бои и сидящего Шуци[275]. Кто-то узнал старцев и тут же поведал их историю: наследники правителя страны Гучжу[276], что находится в Ляоси, они, уступая друг другу престол, кончили тем, что бежали сюда и попали в приют для престарелых, учрежденный покойным государем. Рассказ вызвал шумное одобрение; одни, присев на корточки, старались заглянуть в лицо Шуци, другие кинулись домой за целебным настоем; кто-то сообщил о происшествии в приют, требуя, чтобы оттуда поскорей притащили носилки и забрали стариков.
271
По представлениям древних китайцев, поминальная скрижаль с именем покойного становилась обителью его души.
272
Вэнь-ван – мудрый правитель царства Чжоу, которого Чжоу-синь по подозрению в нелояльности заточил в тюрьму.
273
Чжоу – царство, которое находилось в вассальной зависимости от династии Шан. Владения Чжоу охватывали территории, занимаемые ныне провинцией Шэньси, в северо-западной части Китая. При Вэнь-ване царство Чжоу заметно усилилось.
274
Цзян Тай-гун – советник У-вана и Вэнь-вана; прославился мудростью и даром предвидения. Своими советами оказал большую услугу У-вану в его борьбе против Чжоу-синя.
275
Бои и Шуци – легендарные герои Древнего Китая, сыновья Мотайчу (XII в. до н. э.) – правителя царства Гучжу, находившегося в вассальной зависимости от династии Шан (1766–1122 гг. до н. э.). Перед смертью Мотайчу назначил Шуци своим наследником. Но после смерти отца Шуци отказался от трона в пользу брата. Бои, ссылаясь на волю отца, тоже отказался от трона и покинул царство Гучжу, Шуци последовал его примеру. Оба брата поступили на службу к чжоускому У-вану. Когда У-ван собрался в поход против последнего правителя династии Шан, Чжоусиня, братья пытались удержать его, но безуспешно. У-ван победил, и братьям стало стыдно, что они служат человеку, свергнувшему власть законной династии. Они ушли в горы Шоуяншань и умерли там голодной смертью, не желая изменять своим убеждениям. С именами Бои и Шуци в традиционной китайской литературе всегда связывалось представление о принципиальности, верности и бескорыстии.
276
Гучжу – владения царства Гучжу занимали земли к западу от реки Ляо (западная часть современной провинции Ляонин).