Шуци вспомнил, что в полдень их и впрямь обогнали какие-то инвалиды с большим табуном дряхлых, тощих, хромых и облезлых лошадей. Табун внезапно появился у них за спиной и едва не затоптал. Теперь, пользуясь случаем, Шуци решил узнать, куда и зачем гнали лошадей.
– А разве вы не слыхали? – удивился старик. – После того как великий наш государь «смиренно совершил Небесную Кару», нет больше надобности поднимать народ и двигать войска – вот коней и пустили пастись у подножия горы Хуашань. «И вернули коней на южный склон Хуашань», помните? Осталось лишь «пустить волов на луг у Персиковой рощи»![283] Похоже, на этот раз люди и вправду смогут наконец-то мирно вкусить свой хлеб.
Стариков будто окатили ледяной водой, они почувствовали озноб, но, совладав с собой, спокойно, без дрожи в голосе, поблагодарили старика и зашагали дальше по указанному им пути. Увы, «возвращение коней на южный склон горы Хуашань» растоптало все их надежды, поселив в душе смятение и неуверенность в будущем.
Молча, в стеснении сердца, продолжали они свой путь и к вечеру подошли к невысокому холму из желтого лёсса, поросшему редким леском. В лесу виднелось несколько глинобитных хижинок, и старики еще по дороге решили попроситься туда на ночь.
До холма оставалось всего несколько шагов, когда из леска выскочили пятеро здоровенных молодцов свирепого вида, в драном платье, с белыми повязками на головах. В руке у главаря был нож, у остальных – дубины. Молодчики сбежали с холма, выстроились в ряд поперек дороги, все разом вежливо кивнули головой и гаркнули:
– Привет, почтеннейшие!
Старики в испуге попятились. Бои затрясся от страха; Шуци был посмелее: он решительно шагнул вперед и спросил молодцов, кто они такие и чего им нужно.
– Я – Цюнци Младший[284], владыка горы Хуашань, – ответил молодчик с ножом, – вот, привел сюда братишек, чтобы в обмен на свободный проезд попросить у господ деньжат!
– Откуда же, владыка, у нас деньги? – робко возразил Шуци. – Ведь мы из богадельни.
– Да что вы! – изумился Цюнци и тут же перешел на почтительный тон: – Так это, значит, вы и есть те самые «великие старцы Поднебесной»? Мы тоже чтим заветы покойного государя и весьма почитаем старость, а посему и просим вас, господа, оставить нам на память какую-нибудь безделицу…
Видя, что Шуци молчит, он поиграл ножом и продолжал, повысив голос:
– Но если господа скромничают, мы вынуждены будем, смиряясь перед Небесной волей, почтительнейше вас обыскать и всепокорнейше обшарить!
Братья тотчас подняли руки. Один из молодцов с дубиной расстегнул на них халаты на меху, теплые куртки и рубашки и все тщательно прощупал.
– Да у этих голодранцев и вправду ничего нет! – сказал он, повернувшись к Цюнци Младшему. На лице его было разочарование.
Заметив, что Бои дрожит от страха, Цюнци подошел к нему и сказал, ласково потрепав по плечу:
– Не бойтесь, почтеннейший. Это шанхайские бандиты имеют обыкновение «обдирать свиней», а мы люди культурные и такими делами не занимаемся. Раз нет у вас сувениров, – ну что ж, будем считать, что нам просто не повезло. А теперь катитесь отсюда!
Не найдясь, что сказать, не успев даже натянуть как следует платье, не подымая глаз, братья стремительно бросились вперед. Пятерка посторонилась, уступая дорогу, и, почтительно вытянув руки по швам, хором прокричала им вслед:
– Уже уходите? И чаю не попьете?
– Спасибо, не хочется… – крикнули на бегу старики, не переставая почтительно кивать головой…
«Возвращение коней на южный склон Хуашань» и появление владыки горы Цюнци Младшего нагнали страху на праведных мужей. Посовещавшись, они повернули на север. Питаясь подаяниями, передвигаясь днем и отдыхая по ночам, они добрались наконец до горы Шоуяншань[285].
Это была превосходная гора – не слишком высокая и не слишком крутая. Здесь не было больших лесов и можно было не опасаться тигров, волков или разбойников: словом, сущий рай для отшельников. Подойдя к горе вплотную, старики увидали нежно-зеленую молодую листву, золотисто-желтую землю и распустившиеся в траве мелкие розовые цветочки. Уже один вид горы радовал глаза и сердце. Полные радости, постукивая палками, братья не спеша поднялись по горной тропинке. Отыскав наверху что-то похожее на выступ скалы над пещерой, они уселись там, вытирая пот и тяжело дыша.
Солнце заходило, усталые птицы с громким щебетанием возвращались в рощу, нарушая прозрачную тишину, окружавшую братьев, когда они поднимались на гору, – но и теперь все продолжало им казаться новым и необычным. Шуци расстелил на земле халаты, но, прежде чем отойти ко сну, вытащил два узелка с едой и вместе с Бои съел все до крошки. Это были остатки милостыни, собранной по дороге; поскольку, лишь поднявшись на гору Шоуяншань, можно было приступить к исполнению обета «не есть чжоуского хлеба», они в тот же вечер доели его весь, с тем чтобы уже с завтрашнего дня твердо, без малейших послаблений, держаться принципа.
283
«И вернули коней на южный склон Хуашань»; «пустить волов на луг у Персиковой рощи» – выражения из книги «Шуцзин», означающие, что после жестокой войны в стране воцарился мир.
284
Вымышленный герой; в древних памятниках, однако, есть упоминание о Цюнци – одном из четырех знаменитых злодеев и разбойников.
285
Шоуяншань – название горы, на которой нашли приют братья Бои и Шуци после того, как оставили службу у царя У-вана.