– Я должен идти нынче же, – сказал Мо-цзы. – Приду на будущий год – преподнесу князю свою книгу.
– Все долгу и справедливости учите? – спросил Гуншу Бань. – Трудиться, не щадя себя… Помогать ближнему… Все это, земляк, хорошо для черни, но не для знати – и уж тем паче не для государя!
– Вот уж нет! Шелк и лен, рис и зерно – все это производит чернь, но знать охотно этим пользуется. А долг и справедливость потребны ей еще больше.
– Ну что ж, пожалуй! – шутливо отпарировал Гуншу Бань. – До того, как вы пришли, я мечтал захватить Сун, а теперь даже если подарят – не возьму, раз это несправедливо…
– В таком случае будем считать, что я и вправду тебе его подарил, – так же шутливо ответил Мо-цзы. – А всегда будешь следовать долгу – и Поднебесную подарю!
Пока они беседовали и шутили, принесли обед – рыбу, мясо, вино. Мо-цзы отведал лишь мяса, не притронувшись ни к вину, ни к рыбе. Гуншу Бань пил один. Заметив, что гость почти не двигает ножом и ложкой, он, чувствуя неловкость, принялся его потчевать.
– Прошу вас, – уговаривал он Мо-цзы, – попробуйте этих лепешек с перцем: весьма недурны. А вот лук не такой сочный, как у нас…
После нескольких чарок Гуншу Бань оживился еще больше.
– Вот я придумал для морских сражений тараны и крючья, – сказал он, – а есть ли они у вашей справедливости?
– У справедливости есть тараны и крючья покрепче твоих, – твердо сказал Мо-цзы. – Я беру на абордаж любовью и тараню уважением. Если не брать на абордаж любовью – возникнет отчужденность, если не таранить уважением – появится притворство, а отчужденность и притворство разобщают людей. Вот почему взаимная любовь и уважение равнозначны общей пользе. Ты же теперь собираешься идти с крючьями на других, а они – на тебя, таранишь других, а они тебя. А идти друг на друга с крючьями и таранами – значит друг друга губить. Вот отчего мои тараны и крючья лучше твоих, созданных для войны.
– Однако вы, земляк, своей справедливостью чуть не лишили меня чашки риса! – Обжегшись, Гуншу Бань решил переменить тему, хотя не совсем еще протрезвел, поскольку обычно пил мало.
– Но это же лучше, чем лишить чашки риса жителей целого княжества.
– Теперь мне остается только перейти на игрушки… Постойте-ка, я вам кое-что покажу…
Гуншу Бань вскочил и побежал во внутренние покои – слышно было, как он роется в сундуке. Через мгновение он появился – в руках его была сорока, сделанная из дерева и бамбуковых планок. Передавая ее гостю, Гуншу Бань сказал:
– Стоит ее запустить – и будет летать три дня. Что ни говорите, а работа мастерская!
– И все ж ей далеко до работы столяра, который делает колеса для телег, – сказал Мо-цзы, взглянув на игрушку, и положил ее на пол. – Из доски в три цуня толщиной он может вытесать колесо, которое выдержит груз в пятьдесят даней. Искусно и хорошо – то, что полезно. А бесполезное – всегда грубо и плохо.
– Ах да, я и забыл совсем. – Обжегшись вторично, Гуншу Бань окончательно протрезвел. – Уж эти-то ваши слова мне бы следовало помнить.
– Старайся всегда быть верным долгу и справедливости, – сказал Мо-цзы проникновенно, заглядывая ему в глаза, – станешь тогда не только искусным мастером – вся Поднебесная твоей будет. Но я и так чуть не на целый день оторвал тебя от дела – увидимся на будущий год.
И, взяв свой узелок, Мо-цзы распрощался с хозяином. Гуншу Бань знал, что удерживать его бесполезно. Проводив гостя до ворот, он вернулся в дом и, подумав немного, засунул и сороку, и модель осадной лестницы в сундук, стоявший в дальних покоях.
Обратно Мо-цзы шел медленно. Он устал; у него ломило ноги; провиант кончился, и он чувствовал, что слабеет от голода. К тому же, уладив дело, можно было уже не спешить.
Зато теперь его начали преследовать неудачи. Едва он пересек границу Сун, как его дважды обыскали. Неподалеку от столицы он нарвался на отряд по сбору добровольных пожертвований[301] ради спасения родины – и у него забрали простыню. А у южных ворот он угодил под ливень. Мо-цзы хотел было укрыться под аркой, но двое патрульных с пиками отогнали его. Он промок до нитки и дней десять, если не больше, хлюпал носом.
Август 1934 г.
Воскрешение
Большой пустырь, на котором возвышается несколько холмиков. Все поросло бурьяном, деревьев нет. В бурьяне – тропа, проложенная конниками и пешеходами, рядом с ней течет ручеек. Вдалеке виднеются дома.
301
Деятельность подобных отрядов в современном Лу Синю Китае преследовала вполне определенную цель – ввести в заблуждение общественное мнение и создать видимость заботы правительства о национальных интересах страны при фактическом попустительстве агрессивным действиям милитаристской Японии; нередко случалось, что пожертвования на нужды обороны уходили в карманы бюрократов.