Он шагнул к монашке и сердито плюнул.
Когда же монашка, опустив голову, поравнялась с ним, А-кью неожиданно протянул руку и притронулся к ее бритой голове[91].
– Бритая! Торопись, монах тебя ждет! – нахально крикнул он и захохотал.
– Ты рукам волю не давай! – покраснев, огрызнулась монашка и ускорила шаг.
Завсегдатаи винной лавки расхохотались. Это подзадорило А-кью, и он совсем разошелся.
– Монаху можно, а мне нельзя? – И он ущипнул ее за щеку.
В лавке еще громче захохотали. А-кью, восхищенный собой и желая еще больше угодить публике, ущипнул монашку сильнее и только после этого дал ей возможность уйти.
В этом сражении он совсем забыл и Бородатого Вана, и Поддельного заморского черта, словно все его поражения были разом отомщены. И, странно, его тело вдруг стало легким, ему показалось, что он вот-вот взлетит.
– Эх ты… бездетный А-кью! – донесся до него издалека плачущий голос убегающей монашки.
– Ха! Ха! Ха! – хохотал А-кью, очень довольный собой.
– Ха! Ха! Ха! – вторили ему завсегдатаи лавки, хоть и не так восторженно.
Кто-то сказал: иным хочется, чтобы их противники были подобны тиграм или соколам, – только тогда они ощущают радость победы; если же противник подобен барану или цыпленку, победа не приносит радости. Есть победители, которые, одолев всех и видя, что умирающие умерли, а терпящие поражение сдались, скромно повторяют: «Слуга ваш поистине трепещет[92], воистину устрашен. Моя вина достойна смерти». Для них нет ни врагов, ни соперников, ни друзей, они возвышаются надо всеми. В молчаливом и холодном одиночестве они переживают горечь победы. Наш А-кью не страдал такими недостатками, он всегда был доволен собой. Это, пожалуй, одно из доказательств того, что духовная цивилизация Китая занимает первое место в мире.
– Смотрите! Упоенный победами, он вот-вот взлетит к облакам!
Однако на этот раз победа А-кью оказалась несколько необычной. Он потерял душевное равновесие. Почти весь день, как на крыльях, носился в упоении и, счастливый, впорхнул в храм Бога земли. Оставалось только, как обычно, лечь и захрапеть… Но кто бы мог подумать, что в эту ночь он долго не сомкнет глаз? У него было странное ощущение, словно большой и указательный пальцы правой руки стали нежными. Быть может, это произошло оттого, что он прикоснулся к напомаженной щеке маленькой монашки?
В ушах у него все еще звучали ее слова: «Бездетный А-кью». И он подумал: «Правильно… человеку нужна жена. Кто принесет бездетному после смерти чашку риса в жертву?[93] Человеку нужна жена! Кроме того, сказано, что «из трех видов непочитания родителей наихудший – не иметь потомства…»[94] Известно также изречение: «Дух Жоао будет голодать»[95]. Да, бездетность – большое горе для человека». Таким образом, мысли А-кью совпадали с заветами мудрецов. Жаль только, что он, как оказалось впоследствии, не сумел сдержать себя[96].
«Женщина… женщина… – думал он. – Монаху можно… Женщина, женщина… О, женщина!..»
Мы не можем сказать точно, когда в этот вечер захрапел А-кью. Но с той минуты, как он ущипнул за щеку маленькую монашку, он постоянно ощущал в пальцах что-то нежное и в упоении мечтал о женщине.
Этот случай доказывает, что женщина – существо пагубное.
В Китае добрая половина мужчин могла бы стать праведниками, если бы их не портили женщины. Династия Шан[97] погибла из-за Дацзи[98], династия Чжоу[99] рухнула из-за Бао Сы[100], династия Цинь…[101] Хотя в истории и нет тому бесспорных доказательств, но едва ли будет ошибочным предположение, что и она погибла из-за женщины; во всяком случае, Дун Чжо был убит по милости Дяо Чань[102].
А-кью по натуре был весьма нравственным человеком, и хотя нам неизвестно, у какого просвещенного наставника он учился, но в отношении принципа разделения полов всегда был необычайно строг и неизменно проявлял суровую твердость в осуждении разной, не соответствующей конфуцианству ереси, вроде маленькой монашки или Поддельного заморского черта.
Его учение было таково: всякая монахиня непременно состоит в любовной связи с монахом; всякая женщина, выходящая из дому, безусловно стремится залучить себе любовника, и если женщина где бы то ни было разговаривает с мужчиной, то, разумеется, дело не чисто. В знак осуждения он бросал на женщин гневные взгляды, или преследовал их едкими словами, или же исподтишка швырял в них камешки.
93
Жертвоприношения, совершаемые в честь родителей в храме предков или перед домашним алтарем, рассматривались как важное проявление сыновней почтительности.
94
Цитата из конфуцианской канонической книги «Мэн-цзы». Человек, не имеющий потомства, совершает преступление по отношению к своим предкам: после его смерти некому будет совершать обряд жертвоприношения предкам.
95
Выражение, восходящее к истории, рассказанной в «Цзочжуань». Некий Цзывэнь из рода Жоао, служивший при дворе в государстве Чу, потребовал, чтобы его младший брат Цзылян убил своего сына Юэцзяо, походившего внешне и голосом на дикого зверя, ибо в противном случае всему роду Жоао грозила гибель и могло случиться, что не осталось бы никого, кто бы мог кормить души предков рода Жоао, обитавшие в загробном мире. В представлении древних китайцев души умерших также требовали пищи, ради чего, собственно, родственники умерших и совершали в их честь жертвоприношения.
96
Немного перефразированное выражение, встречающееся в конфуцианских канонических книгах «Мэн-цзы» и «Шуцзин» («Книга преданий»).
98
Дацзи – любимая наложница последнего шанского царя Чжоусиня, жестокого и развратного тирана; она поощряла его дикие оргии и отвлекала от государственных дел; поэтому в китайской традиционной историографии Дацзи нередко объявлялась виновницей гибели династии Шан.
100
Бао Сы – любимая наложница чжоуского царя Ю-вана (VIII в. до н. э.), подаренная ему жителями местности Бао. Предаваясь пирам с любимой наложницей, Ю-ван совершенно забросил государственные дела. Рассказывают, что Бао Сы никогда не смеялась и Ю-вану никак не удавалось ее развеселить. Однажды он приказал зажечь на городской стене сигнальные костры, оповещающие о нападении врага. Вассальные князья и воеводы поспешили в столицу. И тут Бао Сы рассмеялась, довольная шуткой государя. Но в другой раз, когда на столицу действительно напали войска инородцев и Ю-ван зажег сигнальные костры, никто из князей и воевод не пришел на помощь, считая, что сигнал тревоги подан по прихоти Бао Сы. Чжоуская столица пала, войска Ю-вана были разбиты, а он сам и Бао Сы – убиты.
102
Полководец Дун Чжо в 190 г., опираясь на военную силу и дворцовые заговоры, низложил императора Шао-ди и номинально передал власть малолетнему Сянь-ди, фактически же сосредоточив ее в своих руках. Жестокость узурпатора вызвала недовольство даже среди близких ему сановников, и в 192 г. Дун Чжо был убит. В заговоре Ван Юня и Люй Бу против Дун Чжо участвовала его наложница – красавица Дяо Чань.