– Эй! Мало тебе издали на девушек засматриваться, так решил в самый цветник забраться?
С этими словами кто-то протянул руку из-за его плеча и потрепал его по подбородку. Но он даже не шевельнулся, сразу узнав по голосу и повадкам подкравшегося сзади Хуана Третьего, старого его приятеля и партнера по азартным играм. Еще неделю назад они вместе пили, играли в мацзян, ходили по театрам, волочились за девушками. Но, опубликовав в один прекрасный день в газете «Дачжун жибао» свою статью «Систематизация истории – долг китайского гражданина», он вдруг понял, что Хуан Третий – человек низшего сорта, попросту говоря – пустое место. Ведь эта нашумевшая статья многим пришлась по вкусу и повлекла за собой приглашение преподавать в школе для талантливых благородных девиц. Поэтому сейчас, даже не обернувшись, он весьма сухо ответил:
– Не болтай чепухи! Я готовлюсь к занятиям…
– А разве не ты говорил Лаобо, что хорошо бы стать преподавателем и полюбоваться на школьниц?
– Да все он врет, этот пес, Лаобо!
Хуан Третий подсел к столу и тотчас же заметил между зеркалом и стопкой книг красную бумагу с приглашением. Схватив листок и тараща глаза, он принялся читать слово за словом:
Почтительно приглашаем
Почтенного учителя Гао Эрчу[213]преподавать историю в нашей гимназии по четыре часа в неделю. Оплата – тридцать фэней в час.
С чистосердечным уважением,
Директриса школы для талантливых
благородных девиц Хэ Ваньшу. 13-й год
Китайской Республики, 9-й месяц,
3-й день.
– Почтенный учитель Гао Эрчу? Это кто же? Ты? Да разве ты переменил имя? – забросал его вопросами Хуан Третий.
Но Гао лишь высокомерно улыбнулся в ответ. Он действительно переменил имя. А что знал этот Хуан, кроме азартных игр? Ведь и по сей день его не интересовали ни новейшая наука, ни последнее слово в искусстве. Где было ему понять глубокий смысл, заложенный в новом имени, если он ничего не знал о великом русском писателе Горьком. Вот почему Гао Эрчу лишь высокомерно улыбнулся, даже не удостоив его ответом.
– Ты смотри, Гань! Брось эту дурацкую игру, – сказал Хуан Третий, откладывая приглашение. – Наша мужская школа уже привела к падению нравов. Так теперь еще вздумали открыть женскую! Трудно даже представить, чем все это кончится. Зачем же тебе впутываться? Не стоит того…
– Ну, ты не совсем прав. К тому же госпожа Хэ так просила, что я не посмел отказаться… – ответил Гао, злясь на Хуана Третьего за клевету на школы, а главное, за то, что он отнимает время – ведь до начала урока оставалось всего тридцать минут – часы показывали половину третьего.
– Ладно! Не будем пока говорить об этом, – догадался переменить тему Хуан Третий. – Потолкуем лучше о более важных вещах. Сегодня вечером у нас наклевывается одно дельце. Сюда приехал старший сын Мао Цзыфу из деревни Маоцзя, чтобы пригласить геоманта выбрать место для могилы, и привез с собой двести серебряных долларов наличными. Мы с ним уже договорились сегодня вечером составить партию: я, Лаобо и ты. Приходи непременно! Не прозевай. Втроем мы его как следует обчистим.
Гань, он же почтенный учитель Гао, вздохнул, но рта не раскрыл.
– Приходи обязательно, слышишь! Ну а я пошел, надо еще условиться с Лаобо. Играть будем, как всегда, у меня. Этот дурак в кои-то веки вырвался из своей норы, и мы точнехонько его разделаем. Кстати, дай-ка свой мацзян, на нем знаки более четкие.
Почтенный учитель Гао медленно поднялся из-за стола, достал из-под изголовья кровати ящичек с мацзяном и передал его Хуану Третьему. Потом взглянул на часы и, увидев, что уже без двадцати три, подумал: «Знает ведь, что я теперь преподаватель, а школу при мне ругает и к занятиям не дает готовиться. А вроде бы не глупый человек».
– Вечером об этом потолкуем, – сказал он холодно, – а сейчас мне пора.
213
Герой рассказа, желая подчеркнуть свою образованность и литературный талант, взял себе имя Гао Эрчу, напоминающее имя Горького в китайской транскрипции – Гао Эрцзи. Эти имена отличаются друг от друга лишь последним слогом, но слоги «цзи» и «чу» – синонимы, означающие в переводе «основа», «фундамент».