Дядюшка Му был расстроен, чего, впрочем, нельзя было определить по его испещренному морщинами лицу цвета темного сахара.
– На этот раз едем в Панчжуан, – добавил он.
Все смолкли и принялись внимательно разглядывать новых пассажиров.
– Опять по делу Айгу? – после долгого молчания спросил Ба Третий.
– Да, все из-за нее… Надоело до смерти. Целых три года уже тянется ссора. Сколько раз дрались, сколько раз мирились! А конца все не видно…
– Теперь к господину Вэю едете?..
– К нему. Он давно предлагал закончить все миром, да я не соглашался. Впрочем, это неважно. А вот нынче на Новый год у него соберется вся родня. Будет даже сам Седьмой господин из города…
– Седьмой господин? – У Ба Третьего глаза широко раскрылись. – Неужто и такой достопочтенный старец решил вмешаться в это дело?..
– Так ведь… в общем-то, говоря по правде, мы еще в прошлом году за свою обиду отомстили – разнесли их очаг[219]. Да и что толку, если дочь к ним вернется… – Отец опустил глаза.
– Я совсем не желаю к ним возвращаться, брат Ба Третий, – подняв голову, раздраженно заговорила Айгу. – Просто делаю все назло. Сам посуди! Этот «молодой скот» связался со вдовушкой и думает, что так легко от меня отделаться! А «старый скот» только и знает, что потакать сыну, и тоже против меня. Все очень просто! А что Седьмой господин? Думаешь, раз он побратался с начальником уезда, так и говорить по-человечески разучился? Нет, Седьмой господин не может быть таким бестолковым, как господин Вэй. Тот заладил одно: «Лучше разойтись, лучше разойтись». Вот я и расскажу Седьмому господину про свои мучения за эти годы! Пусть он нас рассудит!
Убежденный ее словами, Ба Третий больше не открывал рта.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском воды, рассекаемой лодкой. Чжуан Му Третий взял трубку и набил табаком. Толстяк, сидевший напротив, рядом с Ба Третьим, достал из внутреннего кармана кремень, высек огонь и поднес старику.
– Спасибо, – невнятно произнес Чжуан Му Третий, кивнув головой.
– Мы с вами встречаемся впервые, дядюшка Му Третий, но я давно уже о вас слышал, – почтительно произнес толстяк. – Да и в какой из деревень на всем морском побережье вас не знают! Всем также давно известно, что сын Ши спутался со вдовушкой. Разве хоть кто-нибудь осудил вас, когда вы со своими шестью сыновьями разорили их домашний очаг?.. Вы сами, уважаемый, вхожи в знатные дома, как говорится, широко шагаете, чего вам их бояться!..
– Как хорошо вы, дядюшка, все понимаете, – обрадовалась Айгу. – Жаль вот, не знаю, почтеннейший, вашего имени.
– Меня зовут Ван Дэгуй, – поспешно сообщил толстяк.
– Ни за что не допущу, чтобы он меня бросил. Не посмотрю ни на Седьмого господина, ни на Восьмого. Буду скандалить и не успокоюсь, пока всех их не погублю. Господин Вэй уже четыре раза меня уговаривал! На отступные, что они предлагали, даже у моего отца глаза разгорелись…
– Мать твою… – тихо выругался Му Третий.
– А я слышал, дедушка, что к Новому году эти Ши послали господину Вэю вино и закуски, – заметил человек с лицом, напоминавшим панцирь краба.
– Это делу не помеха, – сказал Ван Дэгуй. – Разве смутишь порядочного человека вином? А если к вину еще и угощение поднести? Что тогда? Нет, господа – люди грамотные, порядочные, только они и могут рассудить по справедливости чужое дело. Начнут, к примеру, все одного кого-нибудь обижать, так они беспременно с речью о справедливости выступят. А поднесли им угощение или не поднесли – это неважно. В конце прошлого года к нам в деревню вернулся из Пекина почтенный Жун. Он повидал большой мир, не то что мы, деревенские. Так вот, по его словам, самым первым лицом там считается госпожа Гуан. Она и непреклонная, и…
– Кому до торговой пристани семейства Ван – сходите! – крикнул лодочник.
Джонка уже приставала к берегу.
– Мне, мне! – Толстяк поспешно схватил свою трубку и со средней палубы, вперед по ходу лодки, спрыгнул на берег.
– Прошу извинить… извинить! – крикнул он вслед, кивая головой.
В джонке снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь плеском воды. Ба Третий задремал, и рот его раскрывался все шире, будто он хотел проглотить туфли с загнутыми носками. На палубе две старушки тихо бормотали, поминая имя Будды и перебирая четки. Поджимая губы и покачивая головой, они то и дело посматривали на Айгу, а затем переглядывались друг с другом.
Уставившись на навес из бамбуковой циновки, Айгу все время прикидывала, что бы ей такое устроить, чтобы всех их разорить, погубить, чтобы завести в тупик и «старого скота», и «молодого». Господин Вэй, которого она видела всего два раза, в расчет не принимался. Какой-то коротышка, голова и лицо круглые, словно два шара. Таких у них в деревне сколько хочешь, только деревенские, пожалуй, почернее, вот и вся разница.
219
По поверью, распространенному в старом Китае, разрушение очага в доме врага навлекало беду на хозяина и на его семью.