Избрание в кошевые не менее любопытно. Сначала казаки, напившись допьяна, спорили, из какого куреня взять кандидата и кому именно быть избранным; потом, после продолжительного шума, соглашались между собою. Десять или более удалых запорожцев отправлялись в курень к новому начальнику и объявляли о его избрании. Он обыкновенно отказывался от столь трудной должности, не соответствовавшей его малым способностям,и не хотел идти с посланными; тогда двое из них брали его под руки, а двое или трое толкали сзади, понося самыми ругательными словами. В таком торжественном виде являлся будущий предводитель запорожцев среди ожидавшего его многочисленного собрания. Старшины вопрошали еще раз народ: быть ли этому казаку кошевым? И когда все ответствовали на сие громогласным подтверждением, один из них подносил новому начальнику палицу, от которой, по древнему обыкновению, также должен он был два раза отказываться. После сего несколько старых казаков, взяв каждый по горсти земли, иногда грязной, кидали оную на голову нового кошевого. Таким же образом поступали при избрании старшин, с тем только различием, что судье вручали печать, писарю чернильницу, а есаулу жезл.
Другие положенные дни для народных собраний, в которых или сменяли начальников, или советовались о походах, набегах и тому подобном, были праздники Иоанна Предтечи и Покрова Пресвятой Богородицы, коей посвящена церковь, находившаяся в Сечи. Если запорожцы не имели никакой причины негодовать на своих предводителей, то в сии праздники не бывало общественного собрания; но зато малейшее неудовольствие вооружало их против начальства, даже в обыкновенные дни. Тогда недовольные казаки условливались между собою, и ежели их было десять куреней, они отваживались на злой умысел. Часто за кошевого и других старшин вступались приверженные им курени, и тогда запорожцы, собиравшиеся на раду с большими дубинами, не только ссорились, но даже доходили до драки и убийств. В сие время старшины, ожидая окончания начатой между казаками распри, всегда стояли подле церкви, чтобы сокрыться там в случае нужды. Наконец право сильного прекращало несогласие: отставленный старшина немедленно возлагал почетный свой знак на свою шапку, кланялся собравшемуся народу, благодарил за оказанную ему доселе честь тотчас отправлялся в свой курень; ибо случалось, что желавшие оправдаться или не сходившие долго с места были убиваемы в самом собрании, а иногда на обратном пути. Со всем тем отставные старшины пользовались во всю жизнь уважением народа; им везде уступали первые места и хоронили их с большими почестями, чем простых казаков.
Запорожцы не имели никаких письменных законов, войсковой судья решал дела, сообразуясь со здравым рассудком и древними обыкновениями, а в трудных случаях совещался с кошевым и прочими начальниками. Воровство, неплатеж долгов, прелюбодеяние и убийство почитались у них главными преступлениями. Они могли грабить проезжающих и соседей; но ежели запорожец изобличался в воровстве у своего товарища, скрывал или покупал украденное, тогда, хотя бы и возвращал покражу, приковывали его на площади к столбу; и он должен был сносить от всех проходящих поругание и побои. Подле прикованного преступника лежала обыкновенно плеть, и если он в течение трех дней не получал прощения от своего противника, то засекали его до смерти; когда же получивший прощение во второй раз обвинен был в воровстве в таком случае лишался жизни на виселице. Не плативший долгов бывал прикован на площади к пушке, пока заимодавцы не имели от него желаемого удовлетворения. Прелюбодеи, совершавшее сие преступление внутри Сечи, получали одинаковое наказание с ворами, умиравшими под плетью; но ничто не могло сравниться с казнью убийцы: казак, умерщвлявший другого, был бросаем в могилу, потом опускали на него гроб с телом убитого и засыпали их землею. Одна только любовь к нему соотчичей и храбрые его дела могли избавить убийцу от столь жестокой смерти, но редко сии преступники получали помилование».
М.С. Грушевский [1]: «Казачество — явление очень интересное, но весьма сложное. Вследствие своей оригинальности, а также и благодаря громкой роли, сыгранной им в истории Восточной Европы, оно обращало на себя внимание издавна, им занимались немало, но невыясненного все же оставалось в нем до последнего времени очень много, и в литературе по этому вопросу высказывались и высказываются нередко суждения очень смутные и ошибочные.
Очагом казачества было среднее Поднепровье, его предстепная полоса, ниже Киева, входившая XIV—XV вв. в состав Киевского княжества, позже — Киевского воеводства, а почву для него приготовили колонизационные условия этого края.
Начиная с половины X в. он жил тревожною, воинственной жизнью, на границе оседлой колонизации, в вечной борьбе с кочевниками. К населению его как нельзя более приложима поэтическая характеристика, данная «Словом о полку Игореве» порубежникам Посемья:
А мои ти куряне сведоми кмети;
Под трубами повита, под шеломы възлелеяни.
Конец копия въскоръмлени;
Пути им ведоми, яругы им знаеми,
Луци у них напряжени, тули отворени,
сабли изъострени.
И слово «казак» — тюркское слово, издавна жившее в устах кочевого населения наших степей, известное уже в половецком словаре 1303 г. в значении «сторож», «воин» — вполне приложимо было в этом значении к порубежному населению, этой передовой страже Украины. Вместе с воинственностью и выносливостью порубежная жизнь развивала личность, чувство свободы. Предоставленные княжеско-дружинным правительством своим собственным силам, эти пограничники очень чутки были к его притязаниям. В XIII в. как раз пограничные со степью территории видим среди «людей татарских», и эти пограничные враги княжеско-дружинного строя являются полным прототипом казачества, а союз их с ордою предвосхищает политику вождей казачества XVI—XVIII вв. в их стремлениях найти в турецко-татарских силах помощь против социально-политического строя Польши и централизационной политики Москвы.
С упадком государственной жизни в Поднепровье в середине XIII в., население этих пограничных со степью пространств было еще более предоставлено себе, а жизнь под татарской протекциею не отличалась спокойствием, особенно в периоды разложения Орды. Великое княжество Литовское, присоединив эти пространства, также очень мало занималось ими, а восстановленное под властью князей Гедиминовой династии Киевское княжество очень слабо насаждало здесь привилегированное владельческое сословие и еще слабее прививало формы и результаты социальной эволюции Великого княжества Литовского. Страшные периодические набеги татар крымской орды Менгли-Гирея, с 1482 г. обрушивающиеся на украинские земли и затем в несколько ослабленных формах продолжающиеся почти все XVI столетие, смели с лица земли и эти слабые результаты правительственных попечений и вместе с ними — всю оседлую колонизацию предстепной полосы Поднепровья, — вплоть до Киева, Чернигова, Житомира, Винницы, Летичева.