Несколько позже, однако, жалобы крымского правительства на казацкие набеги и его объяснения, что татарские нападения на украинские земли служат лишь местью за казацкие погромы, дают другой оборот отношениям центрального правительства к казакам: в 1514 г. тот же Сигизмунд выслал своего «дворянина» с поручением переписать казаков киевских, каневских и черкасских и поручить их усиленному наблюдению местных старост. Конечно, из этого ничего не могло выйти уже по тому одному, что казачество вовсе еще не сложилось в определенную группу. Преемник Сигизмунда, Сигизмунд-Август, в целях обуздания казаков, вернулся к старому проекту отца: взять их на правительственную службу. По его поручению коронный гетман [4]действительно навербовал из казаков отряд; эти казаки получали из казны содержание, были освобождены из-под власти и юрисдикции всех иных властей и подчинены назначенному правительством «старшему и судье всех низовых казаков» (1570)“. В этот отряд вошла только небольшая часть казакующих, всего 300 человек, но так как помянутому старшому вверен был надзор над всем казачеством, то логически изъятие из всякой иной юрисдикции и подчинение специальному казацкому суду распространялось и на все казачество, не включенное в официальный реестр. Таким образом, это первое формирование казацкого войска, не оказав никакого влияния на прекращение «казацкого своеволия», сыграло немалую роль в прогрессе образования полупривилегированного казацкого сословия, тем более что было затем повторено несколько раз на протяжении последней четверти XVI в. Набор небольшого трехсотенного отряда, как я сказал, не повлиял нисколько на самовольные казацкие походы. Казаки продолжали свои набеги на татар и на земли, стоявшие под властью Турции, особенно Молдавию, бывшую ареной постоянных внутренних войн. В 1577 г. отряд таких своевольных казаков ходил походом на Молдавию, и ответом на этот поход был набег на Украину татар (1578) и ультиматум Турции польскому правительству: усмирить казаков, вывести их с «Низу», взяв на службу лучшую их часть, а остальных задавить репрессиями. На эти требования и советы новый король польский Стефан Баторий ответил скептическими замечаниями, свидетельствовавшими, что недостаточность рекомендованных ему мер была ему совершенно ясна. Однако он сделал все, чтобы показать свою готовность удовлетворить желания турецкого правительства: навербовал из казаков отряд в 500 человек (которым воспользовался в войне против Москвы), а против остального казачества издал ряд суровых распоряжений, которые однако могли служить администрации поводом для придирок и взяток с казаков, но совершенно не могли остановить «казацкого своевольства». Чтобы исполнить правительственные распоряжения, поручавшие ловить и арестовывать участников казацких походов, нужна была полицейская и административная власть, которой не было на Украине, где старосты покровительствовали и делились добычею с казаками, не говоря уже о низовых просторах, куда никакой надзор за казаками не мог проникнуть. А сформированный в 1578 г. отряд распался с окончанием московской войны, так что в 1583 г. нужно было сделать новый набор не с большим успехом произведенный, чем первый. Таким образом, эти распоряжения Батория, совершенно аналогичные мерам 1570 и 1590 гг., никакого особенного значения в истории казачества не имели в свое время, и совершенно незаслуженно сделались эпохою в его истории в позднейшей исторической традиции: от них выводили позднейшую организацию казачества, казацкий реестр из 6000, разделение на полки и т. д. — все явления значительно позднейшие.
В 1580-е гг. казачество как раз начинает сильно возрастать в численности. Появляется ряд казацких предводителей, гетманов, как их называют. Казаки продолжают свои походы на турецкие и татарские земли, особенно на Молдавию, принимая участие в борьбе разных претендентов на нее. Турки и татары грозят войною. Испуганное этими угрозами, польское правительство еще раз решается повторить ту же, столько раз испытанную и оказавшуюся негодной меру. Оно поручает организовать казацкий отряд, возможно больший (наибольшая численность его достигала трех тысяч). Эти казаки должны были очистить «Низ» от своевольных казаков и занять гарнизоны на степном пограничье. Но, очевидно, не надеясь на осуществимость такого очищения Низа, правительство одновременно отдало приказ не пускать никого на Низ, хотя бы на промыслы, не впускать в города и местечки людей, приходящих с Низу, не продавать им никаких припасов, арестовывать тех, которые будут приносить из степей какую-нибудь добычу и т. д. (1590).
Все эти правительственные мероприятия, не достигая цели, какую имели в виду — т.е. прекращения казацких походов на соседние земли, усмирения «украинного своеволия», производили эффект, о котором я уже упомянул выше: все эти опыты правительственной организации казачества весьма существенно повлияли на сформирование идеи казацкого иммунитета. Они дали ей известное юридическое оправдание. Принимая казаков на службу, правительство освобождало их из-под власти всяких «урядов»: отныне они подлежали власти и суду только своих, казацких властей. И хотя эта привилегия собственно предназначалась только для казаков, вписанных в правительственный реестр [5], в действительности на нее претендуют все, причислявшие себя к казакам, все «казаковавшие». Они уже и прежде очень неохотно и слабо подчинялись всяким властям; теперь изъятие реестровых казаков давало известное юридическое оправдание стремлениям казачества к полной независимости от всякой правительственной или помещичьей власти. Создается убеждение, что всякий казак по роду своих занятий свободен от всяких властей: от власти старосты, если он сидит на земле, входящей в непосредственное ведение правительственных чиновников, от власти городского магистрата — если он сидит на территории общины Магдебургского права, от власти помещика — если сидит на земле помещичьей; он не подлежит их юрисдикции, свободен от всяких даней, оплат и работ на них вместе со своим хозяйством и семьею, потому что он несет службу королевскую: оберегает границы и воюет со врагами государства. Нужды нет, внесен ли он в реестр или нет: ведь и в этом последнем случае он не перестает себя считать казаком, ничем не уступающим реестровому: все казаки считают себя привилегированным военным сословием, взамен своей пограничной службы освобожденным от всяких иных обязанностей. Оправдание такому взгляду дает само правительство, так как в тех случаях, когда ему нужны были более значительные военные силы, оно (нм разбора привлекает к участию в походах и военных действиях реестровых и нереестровых. И если реестровые должны были, в принципе, по крайней мере, подчиниться своим специальным властям, назначенным от правительства, то вся остальная масса казачества, оставшаяся вне реестра, не признает над собою иной власти и юрисдикции, кроме выборной казацкой старшины.
Можно себе представить, какой переворот производит в общественных отношениях юго-восточной Украины эта идея, когда она входит в сознание населения — что мы видим в конце XVI — начале XVII вв. В это время, мод сильнейшим воздействием указанных представлений о привилегиях, связанных с казацким званием, окончательно формируется понятие о казачьем сословии, и к нему начинают причислять себя в эти пограничных краях все общественные элементы, желавшие освободиться от стеснительных рамок польской общественной схемы: крестьяне помещичьих и государственных имений, мещане городов самоуправляющихся и подчиненных власти старост или помещиков, даже боярство и мелкая шляхта, привлекаемая старостами к тяжелой замковой службе, так как на это время падает, с одной стороны, небывалый до тех пор прилив крестьянского населения в юго-восточную Украину, а с другой — распространение в них польских порядков, господство шляхты и крепостных отношений, от которых считали себя освобожденными все причислившиеся к казачеству, — то казачество необыкновенно быстро растет, увеличиваясь с сотен на тысячи и десятки тысяч. Ведь и колонизационные условия были того рода, что каждый поселенец все равно должен быль одновременно быть воином. Ввиду этого совершенно не составляло затруднения причислиться к военному сословию, если оно давало такие важные общественные и экономические привилегии.
4
Гетманом (от немецкого Hauptmann) назывался главнокомандующий и военный министр; эта должность почти одновременно появляется в Польше и Великом княжестве Литовском в начале XVI в. Польский гетман называется великим коронным гетманом или просто коронным («корона» «коронный» вообще значит «польский»), его помощник - гетманом польным; гетман литовский - наивысшим (позже великим) литовским, его помощник - дверным (позже польным) литовским. По примеру их и предводители казаков, с формированием казацкого войска, уже с 1570-х гг., также называются гетманами, не только в частном обиходе, но и в правительственных актах; если было одновременно несколько казацких предводителей, их также сплошь да рядом называли гетманами всех. Но официальным титулом казацких предводителей, до самого Хмельницкого, было наименование «старший» - «старший войска его королевской милости низового Запорожского». Хмельницкому первому польское правительство дало официально титул гетмана при первом перемирии (в 1648 г.).
5
Отсюда термин «реестровых» казаков — состоящих на правительственном жалованье и легально пользующихся привилегиями казацкого звания.