Нихаль села. Бешир, который на секунду нерешительно приостановил игру, видя, что она не возражает, снова потянул скамеечку, на которой сидел Бюлент.
Мадемуазель де Куртон иногда привозила детей в Бейоглу, и они ходили по магазинам, где она позволяла им покупать то, что им захочется. Больше всего в этих прогулках Бюленту нравилось ездить в экипаже. Они зимой и летом почти безвыездно жили на ялы, и подобные поездки позволяли хоть и редко, но вырваться на свободу и становились для него настоящим праздником.
Сейчас вместе с Беширом они играли в такую прогулку в Бейоглу. Делая остановки около кресел, они заглядывали в воображаемые магазины и покупали всякую всячину.
– Извозчик! Вези нас в «Бон Марше»[31]! Ах, мы уже приехали? Да, приехали. Вот этот меч на витрине! Посмотрите-ка, сколько стоит этот меч? Пять лир? Нет, очень дорого! Двенадцать курушей… Заверните хорошенько! Готово? Какой он длинный! Он не уместится в экипаже!
Кто знает, сколь длинным был этот меч, он настолько вырос в воображении Бюлента, что тот не знал, как разместить в экипаже сверток, который он якобы держал в руках. Наконец, пристроив его в углу экипажа, он снова уверенно приказывал извозчику:
– А теперь в кондитерскую «Лебон»[32]! Извозчик, ты же знаешь, где кондитерская «Лебон»?
Экипаж двинулся. Джемиле наконец не выдержала и присоединилась к игре, толкая скамеечку сзади. Несрин потеряла надежду вернуть скамеечку. «Ну бог с тобой! Я так свои дела не закончу!» – сказала она и спустилась вниз. Шайесте покрикивала:
– Бешир, не беги так быстро! Уронишь ребенка!
Нихаль сидела молча, расслабившись и задумчиво глядя в одну точку и отстраненно слушала болтовню Бюлента. Бюлент же теперь разговаривал с хозяином кондитерской:
– Нет-нет, вы не поняли. Не та, а другая корзина, разве вы не видите? Вот эта с птичкой среди лент, на которой мешочек. Я беру ее для старшего брата. Вы же его знаете? Бехлюль-бей… Тот, что всегда приносит мне шоколад. Вы положили в коробку конфеты с начинкой? Да, еще положите десять абрикосов! Достаточно! Смотрите, чтобы не подавились!
Он сделал вид, что очень осторожно берет корзину из рук кондитера:
– Пусть здесь стоит, на коленях, – после снова отдал приказ кучеру:
– К Мосту[33]! Едем к Мосту! Мы уже все купили. Поскорее, а то опоздаем на паром, быстрее, быстрее… Что мы скажем папе, если не приедем вовремя?
Шайесте снова кричала Беширу:
– Сейчас в колонну врежетесь! Ну что ты делаешь, все время потакаешь ребенку!
Теперь Бюлент подражал мадемуазель де Куртон: схватившись руками за голову, он воскликнул по-французски:
– О, боже! Можно подумать, нас несет ураганом! – А затем переходя на турецкий, но на турецкий мадемуазель де Куртон, крикнул кучеру:
– Извозщык, стой, стой!
Бюлент так точно изображал манеры, поведение и волнение гувернантки, что даже губы Нихаль тронула улыбка. Вдруг она услышала над ухом голос мадемуазель:
– Нихаль, это вы стучали мне в дверь?
От неожиданности она подскочила, словно очнулась от глубокого сна, и на секунду в замешательстве ничего не могла сообразить. Потом вдруг вспомнила и, ощутив в сердце чувство надвигающейся беды, ответила:
– Я просила, чтобы вы спустились к отцу. Он хочет вас видеть.
Она как будто хотела еще что-то добавить, но, не найдя слов, отвела взгляд от лица мадемуазель де Куртон и села.
Когда старая дева спускалась вниз, Нихаль снова переключилась на Бюлента. Бюлент уже забыл, что велел извозчику ехать к Мосту. Теперь экипаж катился по проспекту Таксим[34].
– Ха, остановимся здесь! – говорил он. – Прогуляемся немного по саду[35].
Нихаль не отрывала глаз от экипажа Бюлента, но уже не слушала брата. Ей казалось, что в ее маленькой голове развалилась черная туча, и мир погрузился во мрак.
Этим вечером за столом все кроме Бехлюля молчали. Бюлент устал, ему захотелось спать раньше времени, он куксился. Бехлюль рассказывал вероятно что-то интересное… Рассказывая, он смеялся, и даже подшучивал над Беширом, стоящим за спиной Нихаль.
Нихаль не смотрела на него. В какой-то момент она почувствовала на себе взгляд и подняла глаза: отец, улыбаясь и делая вид, что слушает Бехлюля, смотрел на нее странным взглядом, в глубине которого таилось сострадание. От этого взгляда ей стало не по себе, она отвела глаза, но продолжала чувствовать на себе этот тяжелый взгляд.
31
«
32
«
33
34