ВЕРЕНА ВЕРМОТ
ЗАПРЕТНАЯ ЖЕНЩИНА, ИЛИ ПЕРВАЯ ЖЕНА ШЕЙХА
Подлинная история любви девушки из Швейцарии и арабского шейха
Моему мужу посвящается
Мой муж был мне крепкой опорой и неиссякаемым источником надежды на успех.
Из года в год он терпеливо пропускал через себя все, что я писала, и твердо верил в мой замысел.
Я обязана ему большим, чем могу выразить
Дубай
1995 год
Мы спускаемся по трапу самолета. Нас встречает запах моря и керосина. Все вокруг утопает в черной тьме, только светится вдали терминал. «Наконец-то я опять в своей любимой стране», — думаю я, и мое сердце начинает рваться из груди.
У подножия трапа какую-то арабскую семью уже ждут лимузины и телохранители. Поток пассажиров на минуту замирает. Я как завороженная смотрю на мягко колеблемые морским ветром черные покрывала и длинные одеяния. Но, похоже, никого, кроме меня, не трогает окружающая нас особая атмосфера. Мой муж Франц невозмутимо произносит:
— Пахнет керосином и ладаном.
На взлетной полосе взревели двигатели самолета пакистанской авиалинии, и мое сердце опять заколотилось. Я отчаянно пытаюсь внушить себе, что прошлое меня уже не волнует. Но я и сама не верю в это. Только сознание того, что я теперь уже совершенно официально замужем, помогает мне держать голову прямо. Но справиться с волнением мне не удается.
Мы входим в зал прибытия. Там царит обычная суета. Турагенты размахивают визами и выкрикивают фамилии прибывающих пассажиров. Куда ни взгляни — повсюду мужчины в белоснежных гандурах.
Они расхаживают по залу или сидят, наблюдая за происходящим. Конечно же, с типичным непроницаемым лицом араба-пустынножителя. Слишком явный интерес к происходящему недостоин мужчины. Из-за одинаковости их одеяний и восхитительных ихрамов, которые обычно скрывают профиль, сразу не разберешь, кто перед тобой. От внезапной мысли о том, что Халид может случайно оказаться здесь, у меня поднимается давление.
— Что с тобой происходит? — спрашивает мой муж. — Ты ведешь себя довольно странно: как будто боишься оторвать глаза от земли и все время прикрываешь лицо волосами…
«Если бы он только знал!..» — думаю я. Как бы мне хотелось объяснить ему, что у меня на душе. Опять это ужасное чувство — смесь радости и страха, что меня заметят, узнают. Или ещё хуже — арестуют во время паспортного контроля по приказу моего бывшего супруга. Как бы то ни было, я не могу ещё больше портить кровь своему мужу, для которого и без того любое путешествие — серьезная нагрузка для нервов.
Мы движемся в потоке прибывших пассажиров, и я вдруг случайно замечаю двух мужчин, которые беседуют, оживленно жестикулируя. Один вдруг рассмеялся и повернул голову в мою сторону. Я вижу — в какие-то доли секунды, ещё глядя в эти чужие глаза, — как его рот открывается, словно он хочет что-то сказать. У меня перехватывает дыхание. Скажи, что это неправда. Скажи, что ты не Халид. Тысячу раз я мысленно оказывалась в этой ситуации и тысячу раз не могла представить себе, как мы оба будем реагировать.
Словно пораженная молнией, я иду дальше, не останавливаясь, как будто ничего не видела. Все у меня дрожит — колени, руки, каждая клетка. Я была бы рада прижаться к мужу или вцепиться ему в рукав. Но момент, когда я ещё могла призвать Франца на помощь, упущен. Сейчас это было бы для него шоком, и отпуск можно было бы считать безнадежно загубленным (если мы вообще выберемся отсюда живыми!).
Входя на эскалатор, я незаметно протискиваюсь вперед и встаю перед мужем. Мое сердце колотится как бешеное. От страха преследования я не решаюсь произнести ни звука. Не говоря уже о том, чтобы оглянуться. Халид словно заполнил собой весь терминал. Или мне просто все померещилось?
Когда паспортный контроль был позади, я почувствовала, что нахожусь на грани нервного срыва.
Что же это за сила, которая вновь и вновь магически влечет меня сюда? Может, во мне бьется сердце пустыни? Может, я уже так приблизилась к Руб аль-Хали[1], что оказалась у нее в плену, как в капкане несчастливой любви?
«Нет, ну в самом деле, Верена!..» — прикрикнула я сама на себя.
Во всяком случае, ясно одно: эта страна — один из удивительнейших уголков земли. Можно даже сказать, она символизирует земной рай, каким его себе представляли арабские бедуины. Никаких фата-морган — там, где ещё вчера был песок, сверкают пруды и стеклянные дворцы; песчаные дюны превратились в площадки для игры в гольф, а вдоль бирюзового побережья протянулась череда фешенебельных районов, один роскошнее другого.