Этого не может быть. Что-то должно произойти…
Он не ошибся в своем предчувствии.
Произошло невероятное.
Экраны телескопического обзора внезапно просветлели, передавая изображение.
Иверзев успел отчетливо рассмотреть источающий холодный свет энергетический сгусток, вокруг которого обращалось ожерелье из восьми или девяти планет.
Зрелище оказалось настолько неожиданным, настолько потрясающим, что он не успел ничего предпринять — телескопический обзор включился всего на десять-пятнадцать секунд, затем экраны начали гаснуть, как будто у них внезапно иссякло питание.
Мгновенные сумасшедшие переходы от отчаяния к надежде и обратно воздействовали на рассудок лейтенанта самым непредсказуемым образом.
Он был жив. Жив вопреки всему, но гаснущие экраны, полное отсутствие связи с другими палубами фрегата и картина, проявившаяся в полусфере масс-детектора, перечеркивали вспыхнувшую с новой неистовой силой надежду на спасение.
Корабль терял энергию.
Приборы гиперсферной навигации показывали, что вокруг нет ни одной горизонтальной линии напряжения, только вертикали.
Разумом он понимал: влекомый энергетическим потоком вертикали фрегат проскочил все уровни гиперсферы, оказавшись в самом центре аномалии, где, вероятно, не бывал еще ни один человек.
В опустевшем рассудке осталась единственная мысль: нужно что-то делать, пока непонятная сила не вычерпала из накопителей силовой установки последние эрги.
Если сюда их привела вертикаль, то, возможно, подобная линия напряжения сможет вытащить корабль из этого жуткого пространства?
Не с кем было посоветоваться.
Он принимал последнее решение на свой страх и риск, понимая, что по большому счету терять уже нечего.
Дождавшись, когда ближайшая вертикаль выйдет точно в центр экрана масс-детектора, он включил низкочастотные генераторы гипердрайва.
Ощутимый рывок, дрожь в переборках и…
Под сводом отсека зажглось тусклое аварийное освещение.
Потеря энергии прекратилась, очередная вертикаль поглотила корабль и теперь влекла его в неизвестность.
Иверзеву оставалось лишь неистово надеяться, что на этот раз они не погружаются в пучины аномалии, а всплывают.
Немногие электронные системы корабля, не утратившие своих функций в результате катастрофического погружения и наступившего вслед за этим резкого перепада напряжения, продолжали бесстрастно фиксировать все немыслимые превращения, которые претерпевал фрегат.
Главная кибернетическая система была разрушена, к моменту включения генераторов низкой частоты утрата централизованного управления привела к активации автономных программ. Виртуальная сеть «Гекубы» распалась на отдельные компоненты, теперь каждый механизм или исполнительная система действовали в аварийном режиме, сообразуясь с доступной информацией и изначально заложенными инструкциями.
В живых на борту фрегата остался только лейтенант Иверзев.
Он был изолирован в навигационной рубке, каналы внутренней связи не работали, и это обстоятельство избавило его от многих ужасающих картин.
Он не видел, как плавает в невесомости тело капитана, не мог наблюдать искореженные, потерявшие прочность, светящиеся от вторичной радиоактивности коммуникации фрегата, не воспринимал, как в районе предстартового накопителя аварийные приводы открывают ангары боевой планетарной техники и сервомеханизмы, включившиеся в автономный режим, выстраиваются перед десантными шлюзами.
Для них не произошло ничего сверхъестественного, боевые машины по большей части уцелели и были готовы исполнить предначертанную им функцию — уничтожать живую силу и технику противника, захватывать новые территории, штурмовать объекты инфраструктуры колоний.
Им было абсолютно неважно, что искалеченный фрегат, пройдя через центр аномалии, продолжал слепой рывок, осуществляя восхождение по произвольно избранной лейтенантом Иверзевым вертикали.
Только он понимал, что подобный рывок приведет «Гекубу» в не поддающуюся точному исчислению точку пространства, — если кораблю суждено покинуть гиперсферу, то, вероятнее всего, он выйдет в трехмерный космос на удалении в сотни, если не тысячи световых лет от злополучной станции.
Лейтенант ждал решения своей судьбы, находясь в полном неведении.
Как он мог знать или предположить, что человечеству понадобится больше тысячи лет, чтобы открыть уникальные свойства вертикалей и повторить спонтанный маневр фрегата «Гекуба»?
Он хотел одного — жить, до остального ему не было никакого дела.
Неистовой надежде Иверзева суждено было сбыться лишь наполовину — гиперсфера действительно отпустила корабль, возвращая заблудившееся в недрах аномалии материальное тело в метрику трехмерного пространства, но…
Это произошло не в космосе, а в границах планетарной атмосферы!
Последним, что запечатлел рассудок лейтенанта Иверзева, был вид огромного города, выстроенного по характерной, безошибочно узнаваемой типовой схеме, присущей всем колониям периода Великого Исхода: на равнине, граничащей с побережьем лазурного океана, возвышался возведенный механизмами колониального транспорта исполинский цокольный этаж3, на поверхности которого высились жилые кварталы зарождающегося мегаполиса.
Он хотел закричать от радости, но не смог — его сознание навек погасил жестокий удар.
Фрегат «Гекуба» врезался в поверхность неизвестной планеты. Вздымая десятки тонн почвы, он распался на несколько неравных частей, каждая из которых начала самостоятельное движение. Со стороны казалось, что на равнине, недалеко от побережья, вдруг началось извержение вулкана, — окрестности вмиг застило плотными облаками пыли, к которой примешивался дым, тлеющие комья почвы, перемешанные с раскаленными кусками обшивки и обезображенными фрагментами механизмов, разлетались на десятки километров от трех воронок, образовавшихся на месте катастрофического падения фрегата…
…Прошли сутки, прежде чем плотные облака дыма и пыли начали понемногу рассеиваться, обнажая покрытые пеплом отлогие скаты исполинских воронок, на дне которых среди уродливых обломков можно было заметить движение.
Это перемещались немногие пережившие катастрофу боевые сервомеханизмы.
Никто не отменял их программ.
Утратив единый командный центр, они были готовы к реализации своих функций в автономном режиме, тем более что уцелевшие сканеры машин фиксировали четко распознаваемую инфраструктуру укрепленных вражеских позиций.
Побережье. Неподалеку от места крушения фрегата «Гекуба». Тысячелетие спустя
Он часто приходил сюда на закате, когда солнце кровавой каплей медленно стекало за линию горизонта, окрашивая поверхность океана в багряные тона.
Крупный желтый песок пляжа казался в такие часы сиреневым, на его фоне ярко выделялись рыжеватые от покрывавших их окислов, полузасыпанные прибрежными барханами корпуса его менее удачливых собратьев.
Иные чувства.
Людям никогда не понять, что испытывал он, застыв будто изваяние на гребне песчаного холма. Прощальные лучи солнца, отражаясь от кучевых облаков, окрашивали его броню в опалесцирующие тона. Притихшая природа, казалось, чего-то ждет, даже ветер ненадолго успокаивался, не тревожа мелкой рябью зеркальную гладь воды, по которой медленно перекатывались пологие, ленивые волны.
Он размышлял.
О себе, о людях, о машинах — тех, кто нашел свою уникальную нишу в огромном враждебном мире, и о тех, кто не состоялся как сила и теперь медленно ржавел под зыбким, сыпучим саваном песка…
Он видел красоту, зловещую красоту гармонии, недоступную пониманию большинства современников. Ему казалось, что на этом берегу у кромки воды, среди дряхлых эндоостовов древних механизмов, сходятся пространство и время…
Люди звали его Отшельником.
Ныне живущее поколение не помнило его истинного облика, отражающего настоящую сущность: когда-то он являлся человекоподобным механизмом серии «Хьюго-БД12», но века борьбы за существование заставили его сменить несколько механических оболочек.
3
Цокольный этаж— типовое защитное сооружение, как правило, возводимое на месте посадки колониального транспорта кибернетическими механизмами, еще до пробуждения основного состава колонистов. Все корабли, покидавшие Землю в период так называемого Великого Исхода, несли на своем борту оборудование, механизмы и материалы для строительства цоколя.