Мистер Доуд сдержал слово. Он действительно установил, что Эдвард Ленни, предполагаемый свидетель происшествия, на самом деле рассказывал историю, целиком и полностью ложную, и сочинить ее ему помогли представители власти штата Нью-Джерси. Мистер Доуд хотел немедленно снять обвинение и все подозрения с подследственных. Те согласились, но в этот момент помощники прокурора Джона Тевоса побеседовали с Эдвардом Ленни, и он снова вернулся к своим ложным показаниям. Теперь штат Нью-Джерси намеревался провести суд для того, чтобы как-то прикрыть преступные действия этих работников прокуратуры. Таким образом, моему клиенту предлагалась возможность стать жертвой классического американского синдрома — осуждения оправданием.
Я считаю, что этого нельзя допустить.
Если суд пройдет так, как планируется в данный момент, исходящее от него зловоние сделает власти штата Нью-Джерси объектом таких насмешек, каким не было ни одно правительственное учреждение со времен упразднения Звездной палаты.[6]
Конечно, было бы неплохо вывести на чистую воду этих людей при свете прожекторов, освещающих процесс по делу об убийстве, однако я считаю, что в интересах моего клиента было бы лучше потребовать немедленного расследования, чтобы установить, действительно ли вышестоящие лица заставляют мистера Доуда представить свидетелем в судебное заседание заведомого лжеца. Деньги налогоплательщиков, которые уйдут на этот суд, можно потратить с большой пользой — провести расследование и взять под стражу лиц, виновных в этом издевательстве над законом и справедливостью.
Пресса в данном случае зажата до такой степени, что публика практически не имеет информации о происходящем. Поскольку присяжных сегодня уже изолировали, хотелось бы, чтобы этот вопрос был рассмотрен немедленно. Надеюсь, ваши действия предотвратят столь прискорбное развитие событий.
Благодарю вас за внимание, проявленное к этому делу».
В целом письмо говорит само за себя. Но желаемых результатов оно не принесло. Наоборот, якобы потому, что сведения об этом письме просочились в газеты, оно послужило поводом для того, чтобы мне вынесли порицание в штате Массачусетс и на некоторое время запретили адвокатскую практику в штате Нью-Джерси. Все нижеизложенное доказывает тот факт, что адвокат, выступающий в суде, подобен волку-одиночке, это постоянный объект для охоты.
Защитник, в отличие от прокурора, всегда находится в невыгодном положении, когда дело касается защиты его профессионального статуса. За исключением каких-то особых случаев, не существует практически никакого механизма контроля за деятельностью прокуратуры, нарушающей этические, моральные и юридические нормы.
Чуть ли не каждую неделю людей отдают под суд по явно политическим мотивам, но прокуроры, принимающие участие в этих нарушениях законности, редко привлекаются к ответу. Адвоката, который честно пытается бороться с официальной болтовней и неразберихой, не защищает большое жюри, он не имеет права принимать меры против кого-либо. Он может только защищать людей, против которых приняты какие-либо меры, и поэтому нередко сам оказывается мишенью для выстрелов.
Например, Кларенса Дэрроу дважды судили в Калифорнии, и в какой-то момент его адвокат, Эрл Роджерс, был привлечен к уголовной ответственности. Большинство адвокатов, снискавших широкую известность как защитники по уголовным делам, преследовались в судебном порядке, разбирались и наказывались ассоциацией адвокатов.
Я тоже не исключение. Еще в самом начале карьеры меня туманно предупредили, что я рискую предстать перед большим жюри, если не перестану «чересчур энергично» заниматься некоторыми делами. Позже, осенью 1966 года, зимой и весной 1967 года, по мере того как увеличивался поток журнальных публикаций, я все чаще и чаще становился мишенью для критики. По тем интервью, которые мои бостонские собратья-юристы давали журналистам, я сделал заключение, что моя скандальная известность вызывает определенную враждебность. Однако до июня 1967 года стычек с Бостонской коллегией адвокатов или с кем-либо еще не было.