Из-за приверженности к народной медицине проводник постоянно ссорился с фельдшером, человеком высокообразованным и потому самоуверенным. Фельдшер яростно поносил доморощенного лекаря: шарлатан! От травок вред один. Современная наука сено-солому отметает.
Говорухин в ответ посмеивался.
Оскорбленный фельдшер накатал рапорт начальнику заставы, кляня «методику повивальных бабок» и «шаманские приемы, коими невежды морочат доверчивых людей». Капитан Зимарёв начертал на рапорте туманную резолюцию: «Переговорить», чем заведомо поставил себя в неловкое положение, — неделю назад Говорухин свел ему зловредный фурункул.
— Чиряк[14], ерунда! Эти листочки приложите, и пройдет.
Когда проводник пришел просить добавку к собачьему рациону, Зимарёв начал издалека:
— Как Наган, не болеет?
— Что вы, товарищ капитан! На границе хворать не положено, тем более я в медицине разбираюсь. Честно говоря, не понимаю, зачем нам фельдшер нужен?
— Медработник на заставе предусмотрен штатным расписанием. А как твой пес работает?
— Как всегда — заинтересованно. Вы же знаете.
— Как не знать, — усмехнулся Зимарёв. — Личность известная. Ладно, насчет добавки я распоряжусь. И вот что, товарищ Говорухин: ты со своими травками-муравками не очень колдуй…
— Фельдшеришка накапал? Ах, змей!
— Ну, ну, без эмоций. И принеси-ка мне еще подорожник.
— Неужели опять проклюнулся?!
— Новый вырос. Застудился я на протоке. Когда контрабандистов ловили. Тащи быстрей!
— Сей момент!
Хороший пограничник, подумал Зимарёв, когда проводник ушел. Только что с границы вернулся, а свеж как огурчик, хоть снова посылай. А какой слухач!
По весне, когда вязкий, ноздреватый снег еще держался в низинах, прорвался через границу нарушитель. Его ждали, накануне из отряда пришла ориентировка, и застава приготовилась к «приему». Нарушитель по тонкому, изъеденному полыньями льду пересек Тургу, нырнул в туман, клубившийся в глубоком распадке, и затаился.
Пограничники вышли на поиск. Собаки взяли след, но зачихали, повизгивая, — опытный враг присыпал следы «адской смесью»: йодоформ, молотый перец, перемешанный с табаком. Оторвавшись от преследователей, нарушитель выжидал: пограничники покрутятся и уйдут, но начальник заставы, разгадав замысел врага, приказал тревожной группе продолжать поиски, а сам с двумя бойцами двинулся берегом реки.
Внезапно идущий впереди Говорухин остановился.
— Тут он…
Кустарник не шелохнется, тихо, даже птицы умолкли. Проводник указал на отдельно растущий куст, который чуть заметно вздрагивал.
— Дышит…
Не успевшего выхватить пистолет нарушителя скрутили…
Костя томился.
Перечитал все книги в библиотеке, осваивая старенький баян, проявил незаурядное терпение и упорство. Ветхий, с оббитыми углами инструмент натужно сипел порванным мехом, нудно пищали западавшие «пуговки», приводя невольных слушателей в состояние тихой ярости.
— Убирайся со своей шарманкой! Душу вымотал.
— Не любите вы, ребята, музыку, — увещевал бойцов Костя. — Стыдно.
— От твоей музыки завыть впору.
— Валяй. Тоже развлечение…
Препирательство закончилось появлением Данченко.
— Красноармеец Петухов! Опять нарушаете?
— Никак нет. Играю.
— Играет, — поддакнул Седых. — Симфония на нервах.
— Отсталая публика. Не слушайте их, старшина. Музыку не понимают.
— Вы в этом твердо уверены?
Обиженный Костя прятал баян в чехол.
— Здесь меня не поняли, пойду к другим товарищам.
«Другие товарищи» квартировали в дровяном сарае. Полосатые бурундуки, ежи, желтоглазый, ушастый филин, пугавший по ночам часовых ужасными воплями. В маленьком загоне топтался, царапая пол тупыми когтями, длиннорылый гималайский медвежонок — угольно-черный, с белым галстучком на груди. Костя животных любил. В детстве постоянно возился с собаками, кроликами, морскими свинками. Сам соорудил террариум. С него и началось…
Оказалось, что многие ребята и даже взрослые панически боятся безобидных зверюшек. В этом Костя убедился, когда притащил в школу белую мышь и нечаянно выпустил ее в классе. Точные науки преподавал Ованес Степанович — полный, лысеющий, степенный. Формулы он выписывал на доске четко, тщательно выводил цифры, отступив на шаг, подолгу любовался содеянным. Высокий, статный учитель на переменах прогуливался по коридору, возвышаясь над всеми как монумент.