— Я не думаю, чтобы он уже приехал.
— А почему вы не думаете?
— Потому что в моей газете ничего об этом не говорится.
— Плохо осведомлена ваша газета, в моей об этой новости говорится очень подробно...
— В таком случае я перестану ее выписывать. Нельзя же допускать, чтобы о деле такой важности газета молчала.
— Непростительно!
Этими фразами обменивались два гражданина Цинциннати, прогуливавшиеся по висячему мосту длиной в сто шестьдесят туазов, перекинутому через Огайо, почти у самого устья Ликинга, соединявшему Цинциннати с предместьями Нью-Фортом и Ковингтоном на территории Кентукки. Река Огайо— Красавица-река,— протекает между штатами Огайо, Кентукки и Западная Виргиния. Штат Огайо на востоке граничит с Пенсильванией и Западной Виргинией, на севере — со штатом Мичиган, на западе — с Индианой, на юге — с Кентукки.
С моста (изящество которого равняется смелости его строителя) вы видите промышленный город, растянувшийся на протяжение девяти миль вдоль правого берега реки вплоть до начала холмов. Дальше на востоке виднеется Райский парк, а за ним городское предместье — виллы и коттеджи, затерявшиеся в окружающей их зелени. Реку Огайо вполне справедливо сравнивают с реками Старого Света: здешний пейзаж, включая селения, очень напоминает европейский.
В тот день, двадцать восьмого мая, немало и других граждан, таких же неизвестных, как и те двое, то и дело заводили оживленные разговоры. Волнение замечалось главным образом в низших слоях населения и не распространялось на образованное общество, посещавшее университетские лекции и музеи Цинциннати.
В богатых кварталах, в скверах и тенистых парках с их великолепными, каштановыми деревьями, благодаря которым штат Огайо и получил название — Бэкей-Стэт (Каштановый штат), царило спокойствие. В промышленных же и торговых кварталах, на пивоваренных, мукомольных, рафинадных заводах, в мастерских, на городских рынках и вокзалах уже собирались целые группы возбужденных жителей.
— Вы видели?
— Нет. Он приехал вчера вечером очень поздно. Его посадили в закрытый экипаж и повезли...
— Куда?
— Вот чего никто не знает.
— Но, в конце концов, ведь не для того же он приехал, чтобы никому не показываться!
— Думаю, он будет на выставке.
— Да... говорят, послезавтра... на большом конкурсе в Спринг-Грове.
— Воображаю, какая будет толпа!
Но такое суждение разделяли не все. В той части города, что ближе к бойне и где особенно ценятся физические качества индивидуумов, многие недоверчиво пожимали плечами.
— Раздутая репутация,— сказал один.
— У нас и здесь найдутся не хуже,— заметил другой.
— Больше шести футов, если верить рекламам...
— Футов, в каждом из которых, может быть, меньше двенадцати дюймов...[130]
— Однако до сих пор он побивал всех своих соперников...
— Ну!.. Мало ли что говорят! Для того, чтобы заинтересовать публику... Заинтересовать, а потом— обокрасть!
— Здесь мы не очень-то позволим себя надувать.
— Но разве он приехал сюда не из Техаса?— спросил один рослый малый, широкоплечий, с сильными мускулистыми руками, на которых виднелись еще следы крови.
— Из Техаса... прямехонько оттуда,— ответил один из его товарищей, такой же, как он, рослый и сильный парень.
— Что же, поживем — увидим.
— Да... Приезжали к нам уже такие, и он лучше бы сделал, если бы оставался где был.
Накануне в Цинциннати приехал Джон Мильнер с Томом Краббом— игральные кости отправили его из столицы Техаса в главный город Огайо. Без сомнения, Том Крабб мог считать себя редким удачником, и даже с большим основанием, чем Макс Реаль. Он получил двенадцать очков, самое большое число, какое могут дать две игральные кости, но так как оно падало на одну из клеток штата Иллинойс, то, удвоив его, игрок получал двадцать четыре и перебрасывался из одиннадцатой сразу в тридцать пятую клетку. Том Крабб оказался теперь впереди всех партнеров. Тираж направлял спортсмена в самые населенные, центральные районы Североамериканских Штатов, где железнодорожное сообщение в высшей степени быстро и удобно.
Вот почему Джона Мильнера все горячо поздравляли, а ставка на Тома Крабба возросла не только в Техасе, но и во многих других штатах, особенно же на всех биржах Иллинойса, где на него ставили один против пяти — выше, чем на Гарри Кембэла, до сих пор считавшегося общим любимцем.
— Главное, берегите его! — советовали все Джону Мильнеру.— Хоть он и одарен исключительно крепким здоровьем, а мускулы его сделаны из хромированной стали, не давайте ему переутомляться! Чтобы он до конца не потерпел никакой аварии.