5
По пути в Сюдхавнен Надя рассказывает мне немного о «Фонарном кружке», но почему он так называется — непонятно. В него входят бывшие студенты гимназии Хёнг, приехавшие в Копенгаген учиться в университете, но здесь они ничем не занимаются — только устраивают гулянки, напиваются и маются похмельем. Мы мчимся на велосипедах навстречу ветру. Идет дождь, холодно. Я в костюме маленькой девочки: короткое платье, бант в волосах, гольфы и туфли без каблука. На платье натянула шерстяной свитер, сверху плащ, точь-в-точь как у Нади, вокруг шеи — красный платок, его концы развеваются сзади. Сейчас это модно. Надя — индианка из племени апачей. Ее длинные черные шелковые брюки плещут на ветру, сильно хлопая о защиту велосипедной цепи. Она говорит, что в этом кружке нравы очень свободные. Они сидят без копейки, лишь получают небольшую помощь из дома. Гулянка будет дома у Оле и Лизе — семейной пары с младенцем. Оле учится на архитектора, Лизе работает в конторе, пока ее мать, вдова, живущая по соседству, присматривает за ребенком. Они питаются грибами со свалки, что недалеко от их дома, добавляет Надя. Она поясняет, что каждый должен что-нибудь принести к ужину, но девушки от этой повинности избавлены. Новых юношей не принимают, но девушкам всегда рады. К нашему приходу все сидят за столом в большой и светлой гостиной, обставленной изящной старой мебелью. Гости едят смёрребрёд, по большей части с рамоной — морковным паштетом ядовитого цвета. Пьют бормотуху — единственное, что удалось достать. Все уже навеселе: разговаривают громко и одновременно. Я здороваюсь с Лизе, красивой стройной девушкой с лицом Мадонны. Она приветствует меня, и тут же участники сборища запевают песню собственного сочинения с непонятными намеками. Оле поднимается с речью. У него плоское лицо, темное и огромное, и от носа до рта его разрезают две глубокие морщины, словно он намного старше, чем есть. Он то и дело подтягивает штаны, как будто те слишком велики, — одет он совсем иначе, чем все остальные. Он заявляет, что с гордостью принимает в своих стенах поэтессу и сожалеет, что Эббе с температурой тридцать девять лежит дома у матери — простыл в самый последний момент. После этого стол отодвигают в сторону, Надя и Лизе уносят тарелки. Заводят граммофон, и начинаются танцы. Я кружу с Оле, который склоняется надо мной, поддергивает штаны, неловко улыбается и предлагает сходить за Эббе. Он живет на другой стороне двора, говорит Оле, он с таким нетерпением ждал встречи с тобой. Ничего страшного в высокой температуре нет, добавляет он. Вместе с другим парнем он идет за Эббе, и оба скрываются в ночи. Вокруг совершенно непринужденная атмосфера, все немного пьяны. Лизе предлагает посмотреть на малыша, и мы заходим в детскую. Мальчику всего полгода, я чувствую укол зависти, глядя, как она кормит его грудью. Она не старше меня, и мне кажется, что я даром теряю время: ребенка у меня до сих пор нет. У мальчика на шее прямо под линией волос небольшая темная впадинка. Пока малыш сосет, она ритмично пульсирует. Неожиданно открывается дверь. На пороге — Оле, поправляет черные кудри. Эббе пришел, сообщает он, не хочешь поздороваться, Тове? Я следую за ним в оглушенную шумом гостиную. На люстре болтается конверт грампластинки, радужный серпантин вьется по мебели и свисает с плеч и волос танцующих. Посреди всего этого стоит молодой человек в синем махровом халате, накинутом поверх полосатой пижамы, с огромным шарфом, окутывающим шею. Это Эббе, с гордостью представляет его Оле, и я пожимаю тому руку, влажную от жара. У него тихое напряженное лицо с изящными чертами, и по всему видно: он тут главный. Добро пожаловать в «Фонарный кружок», произносит он, я надеюсь… Он оглядывается по сторонам с беспомощным выражением и сбивается с мысли. Оле хлопает его по плечу. Может, потанцуешь с Тове? — предлагает он. Мгновение Эббе рассматривает меня своими раскосыми глазами. Он взмахивает рукой и произносит: die Sternen begehrt mann nicht[6]. Браво, кричит Оле в восхищении, никто другой бы ни за что не додумался до такого ответа. Но Эббе уже подхватывает меня в танце. Неожиданно его горячая щека сближается с моей, и наш шаг замедляется. Его тут же обступают, протягивают бокал, тянут за халат и интересуются здоровьем. Меня приглашает другой юноша, и на миг я теряю Эббе из виду. Граммофон грохочет, в углу сидит Оле и, вперив взгляд в самодельный радиоприемник, слушает передачу «Би-би-си». Все пьяны, многим становится плохо. Надя хватает гостей, отводит их в туалет и придерживает за лоб, пока тех тошнит. Она это обожает, смеясь комментирует Лизе, наряженная Коломбиной: под многочисленными рюшами отчетливо проступают большие упругие груди. Я задумываюсь, на самом ли деле от кормления появляется красивый бюст, и вновь кружусь в танце с Эббе, который все-таки отыскал свою звезду, поэтому предлагает отдохнуть в другой комнате. Мы ложимся на кровать, и он охватывает меня руками, словно так принято в их кружке, — без каких-либо предварительных маневров. Впервые в жизни я чувствую себя счастливой и влюбленной. Я глажу его густые коричневые волосы с завитками на шее, смотрю в удивительно раскосые глаза — голубые в каштановых крапинках. Он считает, что унаследовал эти крапинки от матери — у той глаза карие, и это всегда хоть как-то да проявляется. Он спрашивает, можно ли зайти ко мне в гости в пансион, и я соглашаюсь. Подбирает с пола принесенную с собой бутылку, мы вместе пьем из нее и засыпаем. Проснувшись рано утром, я не понимаю, где нахожусь. Эббе еще спит, его короткие загнутые ресницы слегка касаются подушки. Неожиданно я замечаю другую пару, устроившуюся в детской кроватке у противоположной стены. Они спят в обнимку, но я не могу припомнить, чтобы видела их вечером. На полу — гора разноцветной карнавальной одежды. Я осторожно выхожу в гостиную, напоминающую поле боя. Надя уже убирается — вытирает рвоту по углам и бодро объясняет: это всё проклятая бормотуха — ее никто не переносит. Правда, он милый, этот Эббе? Не то что идиот Пит. В детской комнате Лизе кормит ребенка. Поаккуратней с Эббе, улыбается она мне, он тот еще сердцеед.
6
Неточная цитата из стихотворения И. В. Гёте «Утешение в слезах» (Trost in Tränen). В русском переводе В. А. Жуковского эта строка выглядит так: «На что ж искать далеких звезд?»