– Вас не смущает аналогия сегодняшних испытаний с теми, которые проходили здесь почти семьдесят лет назад? – обратилась она к научному руководителю проекта.
– Не вижу прямой аналогии. В сорок пятом здесь испытывалась бомба, а сегодня мы испытываем «вечный генератор». Эта красивая штука, – физик махнул рукой в сторону шара, – поможет решить массу проблем, стоящих перед человечеством.
– «Вечный генератор»? Как интересно! А что вы думаете о «запрете богов»? Или вы готовы стать новым Прометеем, похитившим для людей энергию Вселенной?
– Прометеем? – учёный был явно удивлён осведомленностью своей собеседницы: об «энергии Вселенной» знали немногие. – Знаете, мисс, времена героев прошли. Сегодня мы…
– Внимание! – раздался металлический голос. – Приготовились!
Все разговоры разом стихли. Сотни людей заворожено смотрели на сверкающий шар.
– Контроль!
Свечение шара изменилось: бриллиант, переливавшийся бесчисленными искорками отражённого солнечного света, превратился в огромную матовую жемчужину.
– Боже мой, какая красота… – прошептала «Барби».
– Настройка безукоризненна, – негромко произнёс главный оператор. – Шар светится равномерно.
– Он светится так ярко, как будто находится не в трёх милях, а рядом, – заметил один из инженеров.
Научный руководитель проекта молчал, и по его лицу никто не мог догадаться, о чём он думает.
– Всем уйти в укрытия! Повторяю…
Приказ был выполнен без промедления: матовый шар внушал мистический трепет, а следить за ним можно было и через бронестекло, и через видеоискатели фотокамер.
– Все системы работают нормально, – доложил оператор. – Начинаем?
Научный руководитель молчал, вглядываясь в жемчужный шар.
– Сэр? – осторожно переспросил оператор.
– Свет ярче тысяч солнц во тьме родится… – тихо сказал физик. – С Богом!
– Зажигание! – прогрохотал железный голос.
Главный оператор откинул прозрачную предохранительную крышку и решительно вдавил красную кнопку.
И свет родился. Но свет этот очень недолго был голубым, как небо над головами, – через пару секунд он побагровел, словно изпод земли вырвалось адское пламя, раскалившее шар. Автоматическая защита среагировала на нештатную ситуацию и расфокусировала систему зеркал, но это не спасло. Над пустыней разнёсся нарастающий рокочущий гул.
Никто ничего не смог сделать, а многие даже не поняли, что происходит – модельные испытания «волшебной мельницы» проходили совсем подругому. И только «Барби» успела нажать на своём сотовом телефоне – у неё он почемуто был, хотя все остальные участники испытаний сдали их сотрудникам службы безопасности, – кнопку «Emergency Call»[22].
А потом вспыхнул звёздный огонь.
* * *
Атомный подводный ракетоносец «Дмитрий Донской» шёл под арктическими льдами на глубине трёхсот метров. Когдато в море на боевом дежурстве одновременно находились десятки стратегических ракетоносцев, а сегодня «Донской», последний уцелевший дредноут знаменитой серии «тайфунов», в одиночестве вспарывал холодные воды Арктики. Головной «борей» – «Юрий Долгорукий» – был передан флоту, достраивались «Владимир Мономах» и «Александр Невский», но пока реальную силу представляли только последняя «акула» да несколько единиц тихоокеанских «кальмаров» и «дельфинов» 3й флотилии стратегических субмарин Северного флота.
И всётаки «Дмитрий Донской» мог служить опровержением известной поговорки «один в поле не воин». Этот воин потерял в злые девяностые всех своих товарищей, убитых ударом в спину, но выжил – почти чудом, – и даже сменил оружие. Двадцать его «булав» весом в полторы тысячи Хиросим могли проломить любую броню противоракетной обороны и заставляли задумываться отцов United Mankind: котировка мегатонны оставалось высокой, невзирая на Обвал. И подводный тяжёлый крейсер «Дмитрий Донской» скользил в тёмных глубинах грозной тенью, продолжая жить суровой жизнью воина.
– Скучаешь, лейтенант? – Пантелеев бросил взгляд на молодого офицера, сидящего за пультом.
– Никак нет, товарищ капитан треть…, виноват, второго ранга! – преувеличенно бодро ответил лейтенант. Его оговорка была простительной: Пантелеев досрочно получил кавторанга за успешные пуски ракет, которыми был перевооружён «Донской», и которые предназначались для оснащения новых «князей».
– Да ладно тебе, Витя, я же вижу. Завидуешь надводникам?
Лейтенант Виктор Переслегин промолчал, и командир БЧ2[23] не стал его донимать. Он знал, что творится в душе молодого офицера.
Океанский флот России, разговоры о ненужности которого с унылым постоянством повторялись из века в век, неожиданно оказался востребованным. Его немногочисленные эсминцы и большие противолодочные корабли эскортировали караваны торговых судов, дорогой полярных конвоев доставлявших в Архангельск и Мурманск продовольствие из Аргентины и других стран Латинской Америки. Обратно транспорты уходили гружёные оружием – этот товар горячие южноамериканские парни брали с большим удовольствием, предпочитая обесценивающимся деньгам прямой бартер. Моряковнадводников встречали на Севере как героев, и было за что: с началом Обвала моря стали небезопасными. Флотская молодёжь (и не только молодёжь) с горящими глазами слушала их рассказы о том, как возле островов Зелёного Мыса они уклонялись от неизвестно кем выпущенных торпед и рубили зенитными шестистволками быстроходные катера без опознавательных знаков, пытавшиеся взять на абордаж охраняемые суда. «Одиссея капитана Блада! – сердито фыркал Пантелеев, остужая юношеский пыл своего молодого подчинённого. – Стой на своём месте, лейтенант: у нас в Арктике, того и гляди, начнётся приобщение белых медведей к мировой демократии. Так что хватит на твой век войн, ты уж мне поверь. Не дай Бог, конечно…».
Однако Господь, похоже, не слишком задумывался над дилеммой «дать или не дать». Слова Пантелеева «хватит на твой век войн» запросто могли стать пророчеством: обстановка в мире накалялась с каждым днём. Искры конфликтов, годами и десятилетиями тлеющие под тонким слоем пепла мирных соглашений, разгорались кострами, словно раздуваемые ветром. Ближний Восток всё больше напоминал кучу пересушенного хвороста, ждущего только случайно брошенной спички; Индия и Пакистан напряжённо следили за каждым движением друг друга, положив руки на рукояти атомных мечей, а за ними внимательно наблюдал Китай, приведший свои вооружённые силы в состояние повышенной боевой готовности. Экономическая дезинтеграция Европы шла полным ходом, подогреваемая религиозными и расовыми противоречиями: национальные меньшинства, становящиеся большинством, всё решительнее заявляли о своих претензиях, малопомалу переходя от камней и бутылок с горючей смесью к огнестрельным аргументам. Новоявленные курфюрсты и маркграфы под предлогом защиты мирных граждан от «распоясавшихся хулиганов» формировали частные отряды моторизованных ландскнехтов, примеряя короны удельных властителей и мечтая о королевской короне. Лязг гусениц будил смутные воспоминания о громыхании доспехов панцирной конницы: на улицы чистеньких европейских городов возвращались средние века – право богатого сменялось правом сильного.
Но садились на аэродромах Западной Европы тяжёлые транспортные «галактики» с белыми звёздами на фюзеляжах, и батальоны доставленных ими превосходно вооружённых солдат деловито брали под свой контроль промышленную инфраструктуру: электростанции и заводы, морские порты и автострады, железные дороги и узлы связи. И выяснялось в ответ на робкие парламентские запросы, что эти солдаты просто охраняют священную частную собственность: контрольные пакеты акций важнейших промышленных концернов Европы в ходе глобального финансового кризиса перешли в другие руки, и теперь вершители судеб обнажали меч, чтобы защитить своё золото. У хозяев не было недостатка ни в оружии, ни в пушечном мясе: тысячи и тысячи американских парней, оставшись без работы, шли в армию. Большинство из этих парней рассчитывало пересидеть Обвал на гарантированном армейском пайке и затем вернуться к своим прежним занятиям, но почти никто из них не догадывался, что возврата уже не будет: прошлое ушло безвозвратно. Имперская риторика всё явственнее звучала в речах политиков, и под голливудской улыбкой респектабельного бизнесмена всё явственней проступал хищный оскал конкистадора.