– Ты говорил, что уехал в Америку, – Харви смотрит на меня своими кристально чистыми серыми глазами, – чем ты там занимался?
– Делал карьеру, – отвечаю я. – А может быть, пытался выбраться из разрушенного брака. Трудно вспомнить, когда столько времени прошло.
Харви поднимает кружку в молчаливом «за здоровье».
– Hear, hear![4]
После этого он выпивает и ставит кружку на стол, смотря на меня пытливым взглядом с лёгкой улыбкой на губах.
– Так зачем ты всё-таки туда уехал? – наконец спрашивает он.
– Здесь у нас правоохранительные органы пользуются стандартизированной техникой допроса, она называется «креатив», – начинаю я.
– И в чём ее суть?
– Суть «креатива» в том, чтобы обвиняемый свободно давал показания. Цель допроса не обязательно в том, чтобы обвиняемый сделал признание, а скорее в том, чтобы снизить вероятность подачи убедительных алиби и его сопротивляемость. В Майами была уникальная возможность изучить более передовые техники ведения допроса и углубиться в криминальную психологию у самого доктора Титуса Оленборга.
– А он является..?
– Слышал о КУБАРКе?
– Nope[5].
– КУБАРК – это в общей сложности семь пособий по ведению допросов, предназначенных для обучения агентов ЦРУ, армии и других спецслужб. Первое вышло в шестьдесят третьем году во времена холодной войны. Одно из них было предназначено специально для агентов, работавших в контрразведке, и представляло собой серию техник, позволявших расколоть перебежчиков, мигрантов, провокаторов, агентов и двойных агентов, чтобы понять, хранят они верность стране или нет. Это руководство было написано как раз тем замечательным доктором.
– Spyshit? Really?[6] – Харви поднимает глаза к потолку и криво ухмыляется. – А мне показалось, что ты не такой человек.
Я пожимаю плечами.
– Оленборг – психолог по образованию и начинал свою карьеру, изучая взаимодействие между людьми и зданиями, прежде чем попал в ЦРУ. Теперь он преподаёт везде, начиная от официальных следственных органов и заканчивая частными охранными компаниями типа «Блэкуотер», «ДинКорп» и «Трипл Кэнопи».
– И норвежских полицейских?
Я киваю и знаком даю понять, что мне нужна ещё выпивка.
– Проблемы с руководствами типа КУБАРКа и более новыми европейскими методиками типа «креатива» всегда одни и те же.
– И какие они? – Харви берёт канистру, привстаёт над столом и доливает мне спирта в кружку.
– Как допрашивать того, кто знает и умеет ровно то же самое, что и ты? Тот, кто, скорее всего, получил ровно такое же образование, как и ты?
Он ставит канистру на пол и снова откидывается на спинку кресла.
– Понял, – говорит он и сурово кивает. – Как расколоть одного из своих.
– Именно. Особенность Оленборга в том, что он годами ездил по американским тюрьмам и опрашивал полицейских, как местных, так и федералов, сидящих по самым разным статьям – от грабежа и контрабанды наркотиков до убийства по найму, изнасилования и серийных убийств.
– Cops gone bad[7], – Харви смеется в кружку, – куда катится мир.
– Разведслужбы, армия и полиция – перед ними стоят одни и те же проблемы, когда приходится допрашивать одного из своих. Ведь это люди, которые сами провели сотни, а то и тысячи допросов за свою карьеру, которые знают методы, которые оттачивали это мастерство годами с мыслью о том, что, возможно, и их когда-то схватят, и на кону будет всё.
– И как тогда их расколоть?
– Личный опыт, тренировка и уверенность в себе – основа любого допроса. Но всё-таки со временем понимаешь, что эти ребята, как бы сильны они ни были, насколько привычной ни была бы для них эта игра и каким серьезным ни был бы их жизненный багаж, они всё равно остаются людьми, и этого не скрыть; именно их человечность – ниточка, за которую мы хватаемся. В этом вся суть.
– You lost me, mate[8], – Харви качает головой и щурит полузакрытые глаза.
– Всех нас контролируют первичные эмоциональные импульсы. Разница в том, что происходит с каждым отдельным человеком, когда кто-то играет с этими импульсами. Впрочем, – продолжаю я, вращая чашку в руках и глядя на мутноватую жидкость, – спустя девять месяцев разъездов доктор Оленборг заболел и должен был пройти курс обширной радиотерапии от опухоли в мозгу, а я вернулся в Берген, в прокуратуру.
– Так почему ты ушёл из полиции?
– Это другая история, – шёпотом отвечаю я, – совсем другая история.
Дождь за окном сменился градом, замёрзшие капли постукивают о кухонное окно, прежде чем снова исчезнуть в темноте.