— Вымой рос! — говорит мама. Именно так — «рос», а не «рот». У нас проблемы со звуком «т». И не только у нас — так говорят во всём Бруклине и, кажется, в Квинсе тоже. Я не исключение. Мой учитель по английскому утверждает, что из моей речи согласные выпадают, как шарики из рук плохого жонглёра; а больше всего его бесит, как я управляюсь со снапряжением. Не знаю, что он при этом имеет в виду: то ли напряжение, то ли снаряжение… Интересно, что не так с моим снаряжением?[5] Ну да ладно. Короче, не получается у нас ни звук «т», ни целая куча всяких гласных. А потому наша семья не католики, а «ксолики», а моё имя — Энсни вместо Энтони. Когда я был ещё мелочью пузатой, оно само по себе превратилось в Энси[6] да так и приклеилось. Поначалу я возникал, а потом бросил. Привык.
Ну, так вот. Папа швыряет в меня своим болваном и говорит:
— Держи!
— Да на кой он мне?
— А сам не соображаешь? Мне нужно, чтобы ты его разбил!
— Но ты же сказал — его нельзя разбить!
— Сказал, да. И ты должен провести испытания, capische[7]?
Я широко улыбаюсь, гордый тем, что помогаю папе в его важной исследовательской работе. В кои-то веки кто-то из моих родителей решил, что мне можно доверить ответственное дело.
— А можно я тоже что-нибудь разобью? — спрашивает моя младшая сестрёнка Кристина.
— Можно, — отвечает папа. — Только подожди несколько лет — и начнёшь разбивать сердца направо и налево.
Видно, Кристине это предсказание понравилось — она хватает свой дневник, с которым не расстаётся — так и кажется, что он приклеился к её руке — и строчит в нём.
Вот так и получилось, что мы — Хови, Айра и я — начали мучить несчастного Манни в попытках сломать ему жизнь. Айра был на вершине счастья, ведь он мог заснять весь процесс. Мы оседлали велосипеды и покатили по Флэтбуш-авеню к мосту в Марин-Парке — что оказалось совсем не лёгким делом, поскольку на руле моего велосипеда удобно расположился Манни. Мой братец Фрэнки, только что получивший права, мог бы подбросить нас на своей старой Тойоте, но куда там! Он занят, он страшно занят — тусуется с такими же небожителями, как сам. Но давайте лучше не будем про Фрэнки.
Остановившись на мосту, мы принялись обсуждать детали нашего плана. Манни участия в дискуссии не принимал.
— Спущусь-ка я вниз, на камни, — сказал Айра, — оттуда получатся просто шикарные кадры, когда он будет падать сверху.
— Не, — говорит Хови, — пошли на середину моста — хочу увидеть, как он ударится о воду.
— Если бросить его в воду, — возражаю я, — он уплывёт, только мы его и видели.
Хови пожимает плечами.
— Да ладно, смотри, тут же куча лодок плавает туда-сюда. Может, мы так подгадаем, чтобы Манни упал в какую-нибудь лодку?
— И что? — сказал я. — Он и в этом случае уплывёт. К тому же ещё и лодку можем потопить.
— Как раз то что надо для фильма! — загорелся Айра.
Знаете, всё это время у меня было жутковатое чувство, будто за нами кто-то наблюдает. Хотя, конечно же, за нами наблюдали, само собой. Все, кто ехал мимо, должно быть, ломали голову, что это мы затеваем, торча с манекеном на мосту. И всё же в этом ощущении крылось нечто большее… Я постарался не обращать на него внимания, ведь мы тут с важной миссией.
— Сбросим на камни, — решил я.
— Ага, — согласился Хови. — Потенциал разлетания на куски там максимальный.
— Вот и отлично. Хови, ты остаёшься здесь, на мосту, и перекидываешь его через перила; мы с Айрой пойдём вниз и будем смотреть.
Мы слезли вниз на камни и задрали головы. Хови стоял, держа Манни за шею. Да, высота приличная. Не завидую я Манни. И опять то же чувство — что за нами следят.
— Мне толкнуть его или просто уронить? — спрашивает Хови.
— Как получится! — проорал я. — Естественным образом!
— «Естественным образом»… Ну, не знаю… — мнётся он. — Как по мне, так вся эта затея какая-то неестественная!
— Снимаю, — говорит Айра. — Внимание… мотор!
Хови поднатуживается, и через мгновение Манни-Дранни перелетает через перила моста и, размахивая руками и ногами, словно живой, ласточкой устремляется прямо на камни. ШВАРК! Манни врезается башкой в острые булыжники. На том для бедняги всё кончено. Голова отрывается и летит прямо в меня, как пушечное ядро. Еле успеваю упасть, не то не сносить бы мне собственной головы; а когда приподнимаюсь, вижу картину маслом: передо мной на камнях валяется, раскинув руки-ноги, безголовый манекен — ещё одна жертва научно-технического прогресса.