Обстановка обстановкой… вот уж не люблю общих фраз. Приедем на Север – узнаем эту обстановку на месте.
И я искал глазами знакомый серый дом, к которому с трепетом душевным, ожидая откровения, подходил девять лет тому назад. Искал, уже зная от Левы Савинкова – от храброго интербригадовца-подрывника, а ныне велотаксиста-рикши, поэта и литератора, – что нет в этом доме кратковременного властелина моих дум, его отчима – красного князя, инициатора Пореволюционного клуба и оборонческого движения, князя Юрия Алексеевича Ширинского-Шихматова[10]… «Отчим арестован, гестапо». И прислушиваясь к разговору, думал о том, как все-таки неспокоен характер русских людей, которых влечет какая-то сила всюду, где борьба с несправедливостью, угнетением. Опасный для всех угнетателей характер. Ты им опасен, уважаемый княже. Это я давно знал. И еще сказал бы про себя тогда, если бы знал. Да, ваш последний в жизни поступок благороден. Да, плюнуть в лицо эсэсовцу, дать себя растерзать концлагерными псами, но заступиться за друга – это на вас похоже, уважаемый княже. Это по-настоящему благородно.
Исси ле Мулино.
Правая половина этого здания стоит на месте дома по адресу 29, рю Барбес, Исси ле Мулино, в котором до войны жил Ю. А. Ширинский-Шихматов.*1
Донесение директору Генеральной службы сбора информации от 20 декабря 1939 г. от комиссара полиции Тюрпо об «опасном иностранце (русском беженце) Ширинском», в котором в частности говорится: «Как мне сообщил г-н Верьер, директор французской компании, чья служба сбора информации очень хорошо организована, Ширинский принадлежал к коммунистической ячейке и руководил ею, и его жена тоже была ярой активисткой. Он никогда не откажется от своей давней симпатии к III Интернационалу.»*2
…Мы прибыли в Лилль за час до назначенной встречи, удачно проскочили на лилльском вокзале облаву на угольных спекулянтов-мешочников и засели в приличном ресторанчике. Но я не мог спокойно съесть и куска, все боялся опоздать на встречу с респонсаблем по департаменту Нор, от которого теперь зависел успех моей работы в русском секторе этого и соседнего с ним департамента Па де Кале.
Я все косился на дородного, высокого, как все северяне, с холодным породистым лицом француза, который расправлялся с таким же, как у нас бифстек сеньян[11], за столиком напротив, и толкал Жоржа ногой под столом, предупреждая об опасности.
Но Жорж опасности не замечал и добродушно отшучивался:
– Остынет твой бифстек. Не уйдет от нас твой Габи.
А подозрительный верзила (я уже был уверен, что это шпик), все жевал и жевал и делал, мерзавец, индифферентное лицо. Потом расплатился – небрежно, по-барски (ого, сколько на чай!), аккуратно сложил салфетку и направился к выходу.
И Жорж сразу же расплатился, заторопился:
– Давай, пошли.
Но вместо того, чтобы улизнуть от шпика, мы пошли за ним шагах в двадцати.
Верзила долго нас водил по пыльным, скучным лилльским улочкам, на перекрестках незаметно оглядывался назад и, наконец, остановился. Мы подошли, и его лицо, вдруг потеряв надменное выражение, засветилось хорошей дружеской улыбкой.
И я коротко передал Габи суть моего задания как инструктора ЦК КПФ на севере Франции по работе среди русских и попросил его помочь.
А Жорж Шибанов – Андрэ – шел за нами шагах в двадцати и, очевидно, думал уже о других делах созданной им подпольной организации. И может быть о встречах-переговорах, о совместных действиях с красавицей Викой (княгиней В. А. Оболенской) из продеголевской ОСМ (Гражданской и Военной Организации), одной их основательниц которой, она являлась. О переговорах, окончившихся тогда вничью и прерванных вскоре арестом[12] княгини, которую после мужественного поведения на допросах и в тюрьмах казнили в Берлине в тюрьме для смертников за несколько дней[13] до освобождения Парижа. А может быть о других делах нашей организации, потому что лицо его было сурово и напряженно, и он только подмигивал мне, когда я к нему оборачивался.
Памятная плита Вики Оболенской на кладбище Сент Женевьев де Буа под Парижем и часовня, у основания которой она расположена.*3
10
С 11 ноября 1940 г. и до депортации в Аушвиц (Освенцим) 6 июля 1942 г. он жил в 16 округе Парижа по адресу рю Буа ле Вон 22.
13
В июле 1944 г., после высадки союзников в Нормандии, ее перевезли из Парижа в женскую тюрьму на Барнимштрассе в Берлине. 4 августа 1944 г. она была казнена в тюрьме Плётцензее на Хойвиг (с 1950 г. – Хюттигпфад).