1
У князя Мстислава тиун огнищный, боярин Димитрий, телом худ, но важности хоть отбавляй. Борода у боярина пушистая, посеребрённая, шапка и зимой и летом высокая, соболиная, а длинная шуба, до пят, горностаевым мехом оторочена.
Отстояв утреню и отбив не один десяток поклонов, Димитрий с лёгкой душой покинул церковь. У крепостных ворот задремавшему дозорному ткнул под бок:
— Спят на полатях, а не в дозоре. Вдругорядь примечу, на суд к князю доставлю. Дозорный, безусый отрок, виновато переморгал, а боярин направился своей дорогой.
Навстречу с пустыми вёдрами на коромысле шла резвая бабёнка, отвесила боярину поклон, на губах промелькнула улыбка. Димитрий оглянулся, почесал пятерней бороду, сказал сам себе:
— Эко создание!
Хоромы Димитрия вплотную примыкают к княжьему терему. Делал их, и княжий дворец, и боярские хоромы, нерусский мастер, а потому и крыши получились островерхие, на иноземный манер.
В хоромах тихо и спокойно. Димитрий в тёмной передней скинул шубу и шапку, поплевал на ладони, стянул сапоги и, шлёпая босыми ногами по дощатым половицам, прошёл в горницу. Боярыня, бездетная Евпраксия, молодая, белотелая, повязав голову повойником[76], дожидалась мужа. На столе стыл завтрак. Димитрий молча пододвинул стул, уселся. Девка в ярком сарафане внесла на глиняном блюде дымящуюся гречневую кашу, поставила перед боярином. Тот, почерпнув ложкой, подул:
— Горячо.
— С жару же, — промолвила Евпраксия.
— Квасу испить.
Девка метнулась в погреб, мигом возвратилась с кувшином. Димитрий налил в ковш, выпил не торопясь. Вошёл Мстислав, поздоровался шумно. Боярыня встала, отвесив поклон, протянула нараспев:
— Садись, князь, к столу да отведай нашей еды.
— Отчего не поесть.
Мстислав уселся рядом с Димитрием. Девка подала ему миску.
— Вот уж что люблю, то люблю, — усмехнулся Мстислав. — Знаешь, боярыня, чем князя потчевать. — И покосился на Евпраксию. Та зарделась невесть отчего.
Ели молча.
Отодвинув пустую миску, Мстислав сказал:
— В Корчев поплыву. Кузнецы там знатные. Дружине и полку Яна броня нужна да мечи. Надобно посаднику Аверкию наказать, чтоб всё оружье к нам направлял, всё купим.
— Не сидится тебе, княже, — вставила боярыня. — От Киева не передохнул и сызнова в дорогу.
— Дорога-то недальняя, — не выдержал Димитрий.
Та будто не заметила недовольства мужа, продолжала:
— Недальняя, да хлопотная. Оженился бы, князь Мстислав.
— Не твоего ума дело, — оборвал Евпраксию Димитрий.
Она обиженно поджала губы.
— В хлопотах веселей время идёт, — с улыбкой сказал Мстислав. — И на роздых нам время не дано. А ожениться я, боярыня, ещё успею. Невесту вот пригляжу. — И уже от двери закончил: — За угощенье благодарствую.
И, поклонившись Евпраксии, вышел.
…Как был босиком, Димитрий спустился в людскую. В полутёмной клети два холопа, в портах, без рубах, валяли из овечьей шерсти тёплые сапоги. Тут же, на полу, поджав под себя ноги, примостился швец.
Боярин присел на лавку, долго наблюдал, как трудятся холопы, дивовался. Гляди ж ты, гора шерсти стала валенками, а кожа баранья — тулупом тёплым.
Рядом, за стеной, дубовые кросна установлены[77]. Через дверь Димитрию видно, как, задрав подолы, девки гремят бёрдами[78], руки у молодок снуют проворно, ткут холсты.
Челядь трудится молча. Даже словом не перекинутся. За слово боярин наказывает. Там, где разговоры да перебранка, руки работать перестают. Вот только песни петь Димитрий дозволяет. Под песню руки у холопа проворней становятся.
Загляделся Димитрий и, сидя на лавке, вздремнул с подхрапом. Швец, весёлый малый, чтоб боярин не услышал, шепнул:
— Вишь, пузыри-то как пускает.
Шерстобит добавил:
— Тут сон слаще, девки рядом.
— Чать, боярыня Евпраксия не стара, — подморгнул его товарищ. Девки, глядя, как сонный боярин клюёт носом, хихикали. Один из шерстобитов, будто в дело, стукнул что было мочи скалкой по доске. Боярин вздрогнул, пробудился, метнул гневный взгляд на озорника: — Башкой бы этак. Но больше уже не дремал, покинул людскую.
Корчев на той стороне рукава, что соединяет море Русское с Сурожским, напротив Тмуторокани. В ясный погожий день корчевцы видят на высоком берегу крепостные стены и церковь, белые мазанки в рыбацком выселке. Корчевцы народ искусный, мастеровой. Одни железо варят, другие мечи куют. В Корчеве с утра допоздна звон стоит и перестук.