В кругу только парни. Девушки в круг не идут, стоят поодаль, хотя, в общем, не очень-то скрывают, как хочется им поплясать. Ничего, годок-другой, и девушки будут плясать этот кушт-депме вместе с парнями, у йомудов ведь это запросто. Время выведет их в круг, этих нарядных красавиц. Чего только не делает время. Тридцать, даже двадцать лет назад немыслимо было представить себе, чтоб девушки и молодухи так вот хохотали посреди села, хлопали, отбивая себе ладоши. Кое-кто, конечно, поглядывает на них неодобрительно, но ничего страшного за этими взглядами уже не кроется. Так, инерция… Во всяком случае, деревенские красавицы гневных взглядов не замечают. Веселятся себе и знать ничего не хотят. Ни на одной нет яшмака[1]. Подумать только, ни на одной!
А вот Терек, наверное, не могла бы так смеяться. Очень уж она была застенчива. Интересно, как она сейчас? Сорокалетняя женщина. И, может быть, совсем уже не застенчивая… Но как трудно, просто невозможно представить ее себе другой, навсегда осталась она для него пятнадцатилетней. Глаза у нее были умные, ясные, но всегда какие-то вспугнутые… Они менялись, когда Герек смотрела на него, становились спокойнее, глубже. А он робел, смущался под этим мягким, ласковым взглядом. И все-таки не мог не смотреть на ее губы, тонкие, розовые, нежные…
Ни разу не встретились они наедине, не сказали друг другу ни единого тайного слова — в то время ему и в голову не приходило, что это возможно, — но в любой толпе среди множества людей они ощущали присутствие друг друга, тянулись друг к другу. Оба были робки и стыдливы, и в этой робости, в этой чистой и трепетной стыдливости зрело большое, огромное чувство… Он уехал учиться, Герек осталась в селе. А потом началась война, его послали учительствовать в другое село, за сто километров от дома…
Байрам внимательно, изучающе оглядывал девушек. Ни одна на нее непохожа. И, может быть, ни одна из Этих красавиц не умеет так мило смущаться. Застенчивость была к лицу Терек, но ведь эта самая застенчивость, робость мешали ей жить, как она хочет…
Да, теперешние девушки другие. И одеты они совсем иначе. На Терек почти всегда был простой домотканый халат, а эти!.. Он даже не знает, как называются роскошные ткани, из которых сшиты их наряды. Байрам вдруг поймал себя на мысли, что простой халат Терек нравился ему больше, может быть, потому, что немыслимо представить себе робкую, трепетную девушку в платье, переливающемся всеми цветами радуги.
Они счастливее, эти оживленные, звонкоголосые, беззаботно веселящиеся девушки. Если бы во времена его молодости на селе устраивались такие вот праздники, если бы девушки и молодухи могли веселиться вместе с парнями, они с Терек встретились бы тогда, поговорили… И вся его жизнь могла сложиться иначе…
Плясавшие по очереди выкрикивали частушки. Тому, кто, не умея импровизировать, сразу же выдыхался, приходилось ретироваться. Сейчас в кругу остались лишь те, кто, выражаясь языком спортсменов, вышел в финал. Видно было, что наплясались они всласть. Ботинки плясунов покрылись густым слоем пыли, лица были мокры от пота, и топали они уже еле-еле, вяло взмахивая руками. Впрочем, сейчас было не до хореографических тонкостей, все решали частушки.
Вот и еще один сдался, махнул рукой и вышел из круга. Остались двое, но заметно было, что и эти недолго протянут. Зрители начали подбадривать парней выкриками, те вроде зашевелились проворней. Один из них, высокий и тонкий, с детским пушком на щеках, стащил с себя нейлоновую куртку и швырнул ее отцу, уставшему, казалось, не меньше самого плясуна, так он болел за сына.
— Нуры-джан, не годится без куртки, ты же весь мокрый.
Но Нуры, не слушая отца, уже завел звонко:
Все захохотали, у Нуры сразу прибавилось болельщиков. Правда, и до этой частушки большинство зрителей желало победы ему, а не Вели Шалопаю, хотя именно Вели привез в село кушт-депме и впервые сплясал его вместе с несколькими приятелями, которых захватил с собой, надо думать, специально для такого случая. Среднего роста, плотный и плечистый, он был на удивление легок в движениях и любого мог переплясать.
1
Яшмак — платок, которым замужние туркменки в знак покорности и бессловесности прикрывали прежде рот и нижнюю часть лица.