Карло прислушался:
— У причала какая-то лодка. Неужели она уже приехала? — Он распахнул французские двери и шагнул на балкон, выходящий на Большой канал, и тотчас вернулся, тихо бормоча под нос проклятия на итальянском. — Моя дочь здесь. А ну-ка, лежебока, прочь из моей постели!
Тони насмешило смущение графа. Спрыгнув с кровати, она подошла к нему сзади, обвила руками талию и поцеловала его в шею.
Карло на миг застыл, потом отстранился.
— Какой ты забавный! Стоит ли так волноваться? Ты же знаешь, что твою дочь не пустят в эту комнату. Разве меня кто-нибудь видел? Мы уже почти год вместе, а никто из слуг даже не подозревает об этом.
Она завернулась в простыню и по пути выглянула наружу. В это прекрасное утро казалось, что канал и небо сияют чистой лазурью. Холодный дождь омыл ночью древний город, и сейчас он сверкал в лучах солнца. Внизу, на маленькой пристани, слуга привязывал моторный катер к причальному столбику в виде каменного льва. В лодке сидели две молодые женщины, упираясь коленями в чемоданы.
«Как мало багажа — до обидного мало! Ведь прибыла дочь графа Карло Нордоньи», — подумала Тони.
В одной из девушек, стройной, гибкой, с золотисто-рыжими волосами, Антония узнала Франческу Нордонья. Дочь Карло поражала сходством с матерью, рыжеволосой красавицей, портрет которой в натуральную величину висел на стене над парадной лестницей палаццо.
Выполняя для Карло работу, Тони слышала немало историй о его последней жене. Американка по происхождению, она покорила воображение светского общества и прессы по обе стороны Атлантики. Венецианцы до сих пор обсуждали дерзкие подвиги этой дамы и вызванный ими скандал так, будто она еще жива.
Сюзанна Нордонья. Даже ее имя казалось Тони таким же прекрасным, как запечатленный на портрете властный взгляд соблазнительной независимой женщины, не подчинившейся ни мужу, ни ребенку, ни жестким моральным нормам общества. Как давным-давно догадалась Тони, эта женщина все еще жила в сердце Карло Нордоньи, в воспоминаниях слуг дух Сюзанны витал в тщательно оберегаемых комнатах палаццо, когда-то реставрированных ею.
Чувствуя, что граф не расположен говорить о Сюзанне, Тони никогда не задавала ему вопросов. Однако теперь в дом возвращалась его дочь, и казалось, будто сама Сюзанна сошла с катера и потребует то, что принадлежит ей.
Золотоволосая девушка подняла голову и окинула взглядом палаццо. Несмотря на сходство с портретом матери, мягкостью и нежностью черт она напоминала Венеру Боттичелли.
Антония переключила внимание на компаньонку. Молодая смуглая женщина, явно старше Франчески, лучилась энергией и сияла экзотической красотой — по мнению Тони, не итальянской и вообще не европейской.
Подхватив два чемодана, она легко, с врожденной грацией и элегантностью, взошла по мраморным ступеням пристани, покрытым зеленым ковром водорослей.
Девушка заговорила с Франческой, и Тонн услышала се сильный чистый голос.
— Этот дом — настоящий замок! Значит, ты скрыла от меня, что твой отец — король?
— Вовсе он не король, глупышка, — тихо и ласково возразила Франческа. — Он всего лишь граф, и ты это знаешь.
Франческа неуверенно огляделась, будто видела палаццо впервые.
«Странно, что она в таком смятении, — с недоумением подумала Антония. — Ведь Карло говорил, что в раннем детстве Франческа жила здесь».
— Поспеши! — проговорила ее смуглая спутница. — Мне не терпится поскорее осмотреть шато внутри.
— Жози, это не шато, а палаццо. Мы же не во Франции.
Карло встал в дверях балкона рядом с Антонией:
— Это Жозефина, горничная моей дочери, — пояснил он. — Франческа так хотела привезти ее с собой, что я согласился, опасаясь, как бы без нее дочь не стала скучать по дому.
Взяв Антонию за руку, Карло повернулся и потянул ее за собой.
— Пошли. Пора выбираться отсюда. За оставшееся время можно успеть только быстро принять душ.
Но молодые голоса все еще доносились снизу:
— Non, non, m'sieur! Ne touchez pas![3]
— О Господи! — бросил Карло. — Ты когда-нибудь слышала такой акцент?
Антония усмехнулась:
— Насколько я понимаю, Жози — гаитянка.
— Ее мать с Гаити. Черт возьми, надеюсь, моя дочь не подхватила местный диалект!
Они услышали, как Франческа заметила:
— Жози, что толку говорить здесь по-французски? Эти люди — итальянцы.
— Что ж, тогда пускай лодочник уберет своп грязные лапы от моей гитары. Я понесу ее сама.
— Ого! — воскликнула Антония. — А девушка-то с характером!
— Она — багамская служанка, — ответил Карло и потянул ее от окна.