95.
О ликовании моем
Тож не сказать. Впервой сознав,
Я понял: Тот, Кого поем,
Он выше всех похвал и слав!
Всевышний светел был челом,
Был Он спокоен, величав,
Под сердцем же, где острием
Копье вонзилось, плоть прорвав,
От раны был весь бок кровав.
Мой Боже, кто ж Тебя? Страданье
Сожгло бы грудь и весь состав,
Когда б не Божие ликованье.
96.
Ликует Он! Как нам понять?
Христовы раны столь кровавы,
Но светел лик Его и стать
В сиянье радости и славы!
Ликуют сонмы — Божия рать,
Его жемчужные оправы;
Моя жемчужина — я, глядь,
А он уж пуст, тот берег, правый, —
Моя средь них, — О, Боже правый! —
Ее я вижу там, в сиянье!
Ждать я не стану переправы, —
Решил я сглупу в ликованье.
97.
От ликования мой разум
Ослаб, а также слух и зренье.
Коль я жемчужину зрю глазом,
Зачем стою здесь, в отдаленье?
Мой дух, не покорясь приказам, —
Так я помыслил в исступленье, —
Ручей преодолеет разом,
А плоть и кровь оставлю в тленье.
Гордыня это и преступленье!
Господь не счел монету гожей,
И за свое неразуменье
Я милости лишился Божьей.
98.
Немилость Божия — мне награда,
За то что мысль была дурна;
Неширока была преграда,
Да велика моя вина:
Я с места ринулся, как надо,
Нырнул, и тут меня из сна
Изгнали. Спал я средь вертограда,
На той могилке, где она
Лежит, моя жемчужина.
И вновь я плачу в огороже,
Молюсь, молитва же одна:
«Я милость заслужу, о Боже!»
99.
Немилостию Божьей был
Я изгнан из земли священной,
Где живы те, кто прежде жил.
И вот, к могиле приткновенный,
В отчаянье я возопил:
«Жемчужина, во всей вселенной
Прославленная, я о ценил
То, что увидел аз презренный:
Коль вправду там ты, в благословенной
Толпе жемчужин, с оправой схожей,
Я счастлив здесь, в темнице бренной,
Коль там ты милостию Божьей.
100.
Сверх Божьей милости никогда
Не стал бы требовать я платы
За дни упорного труда;
Тож мне, жемчужина, рекла ты,
Дорогу указав туда,
К тем таинствам, в Его палаты.
Но жаден человек — беда! —
Коль повезло, давай стократы!
Я изгнан был за грех проклятый
Из царства Дня в день непогожий.
Безумен человек, когда ты
Зря споришь с милостию Божьей!
101.
За милость Божию плати
Смиреньем радостным — оно
Христу угодно. На пути
Господь мне Бог и друг равно.
Здесь, на могиле, мне во плоти
Виденье это было дано —
Господь жемчужину святи,
Меня же с нею заодно.
Мы плоть и кровь — хлеб и вино —
Вкушаем в храмах: у подножья
Господнего мы все — зерно
Жемчужное, как милость Божья.
Аминь.
Комментарий к «Жемчужине»
Об авторе Жемчужины нам ничего не известно, кроме одного: возможно, у него была дочь, умершая в возрасте трех лет; и звали ее, возможно, Марджери[1] — впервые такое предположение сделал Израэль Голланц в предисловии к своему знаменитому изданию поэмы. И долгое время после первой публикации принято было считать, чтоЖемчужина представляет собой элегию на смерть дочери. Только в 1904 года Уильям Генри Скофилд[2] восстал против общего мнения — с тех пор полемика о жанровой принадлежности поэмы не утихают. Одни исследователи по — прежнему полагают ее элегией, другие видят в ней богословский трактат, уснащенный аллегориями, третьи относят к жанру «видений» и т. д.
Сам этот неутихающий ученый спор свидетельствует о том, что неизвестный автор Жемчужины был поэтом незаурядным, сумевшим слить воедино живую душевную скорбь и схоластику, аллегорию и высокий экстаз видения, придав всему математически точную, изящную и вместе с тем мощную форму, сравнимую по сложности разве что с венком сонетов. Искусство этого поэта особенно впечатляет на фоне заскорузлых аллитерационных стихов Терпения и Чистоты, находящихся с Жемчужиной в одном манускрипте.
вернуться
Марджери — от латинского margarita — жемчужина.
вернуться
Речь идет об эссе Скофилда: The Nature and Fabric of the Perl.