Параклет был уязвлен — провалилась его самая блистательная комбинация. В своем монологе он употреблял энергичные формулировки Цицерона[75], а его гнев, бравший начало в высоких сферах Гордости, низринулся потоком оскорбительных выражений и даже ругательств меж кощунственных берегов quousque tandem u vernum enimvero[76].
Он шагал, размахивая руками словно мельница, и спрашивая себя, не должен ли его ученик потребовать удовлетворения за оскорбительный отказ господина де Пертинакса, основанный на утверждении, что у него якобы нет дочери, а лишь один сын! Не следовало ли кровью смыть подобную обиду? Троянская война казалось ему, разгорелась из-за более ничтожного повода! Разве идет в сравнение поруганная честь Менелая[77] с грозящей гибелью рода Тийолей?!
Взъерошенный профессор продвигался вперед нетвердой походкой, пока не столкнулся с каким-то весьма материальным предметом.
— Cave ne cadas[78], — машинально произнес он.
— Cave ne cadas, — ответили ему.
Благочестивому Назону почудилось, что он встретил на своем пути скалу и громкое эхо.
— Кто вы? — спросил он.
— Месье Параклет, — услышал латинист в ответ, — я секретарь суда. Я уже стар, послушайте меня!
— Постановление суда, так скоро! — с грустной иронией констатировал Параклет. — Зачитаете мой смертный приговор?
— Месье, — отвечал секретарь суда, — я подписываю бумаги моего министерства именем Маро Лафуршет, и я ваш искренний почитатель.
— Что ж, послужите мишенью для стрел моего гнева!
— Месье, выслушайте меня!
— Вы, простой секретарь, ничтожный писарь, безмозглая подставка для перьев, и вы вмешиваетесь в мои мысли и прогулки!
— Но в конце концов!..
— Прочь с дороги, ничтожество!
— Однако…
— Прочь, крючкотвор!
— Не унижайте смиренных! — возгласил Лафуршет. — Ne insultes miseris!
— Или ne insulta! — подхватил Назон.
— Или noli insultare miseris![79] — нашелся господин Лафуршет.
Перед подобными грамматическими перлами гнев профессора разом угас. Он встретился с латинистом одного уровня с ним!
— Чего хочет от меня уважаемый секретарь? — спокойно спросил он.
— Я слышал вашу беседу с господином Пертинаксом. Простите мне невольную неделикатность! Я могу быть вам в некотором роде полезен.
Ловкий писарь отмыкал интеллектуальные врата профессора ключом вкрадчивости.
— Меня зовут Марон, как Вергилия, — шепнул он.
— Но Лафуршетом[80] не зовут никого, — обрезал Параклет. — Что дальше?
— У меня есть дочь на выданье, с небольшим приданым. Она в полной мере являет собой то, что Юстиниан[81] называет viripotens[82].
— Viripotens? — повторил Назо.
— Viripotes! — подтвердил Маро.
— Месье, — заволновался профессор, — эта viripotes сделает из меня вашего друга на всю жизнь. Итак, девица viripotes зовется…
— Эглантина! Она женщина мягкого нрава, приятного обращения, но с горячим темпераментом, и замужество достойным образом удовлетворит ее юные запросы, если господин маркиз Ансельм де Тийоль, соблаговолив остановить на ней взгляд своих благородных очей, окажет нам честь провести в нашей семье вечер этого счастливого дня!
— Прекрасно сказано! — похвалил задумавшийся Назон. Кажется, он крепко держал в руках будущее рода Тийолей.
— Quota hora est? — спросил профессор.
— Quinta[83], — ответил Лафуршет.
— В семь часов господин маркиз и я постучим в вашу дверь.
На этом собеседники завершили свой научный дуэт, и погруженный в размышления Параклет продолжил путь к замку.
Что за мезальянс! Дочь провинциального писаря, «вписывающаяся» в гордую семью Тийолей! Это античное древо будет принуждено сыпать свои белые цветы на недостойную голову! Из почвы, когда-то возделанной его благородными предками, оно перенесется в неунавоженную землю вульгарной буржуазии! Но выбора не было. Род восстанет из пепла, и потомки передадут его славу грядущим поколениям. К тому же Ансельм облагородит свою жену, ибо и петух облагораживает кур.
Приободренный этими аргументами птичника, профессор добрался до замка, объявил ученику о полном успехе их предприятия и произнес речь, по длине и убедительности доказательств вполне сравнимую с речами Цицерона, в которой наш латинист трактовал цели легитимного брака в двойном свете морали и воспроизведения рода.
75
Цицерон Марк Туллий (106 — 43 до н. э.) — выдающийся оратор, писатель и политический деятель Древнего Рима. Идеолог аристократической республики.
76
Цитата из Цицерона: quousque tandem — «Доколе…» — начало первой речи против Каталины; vernum enimvero — «но в действительности…» — извлечено из речи против Верреса.
77
Менелай — в древнегреческой мифологии царь Спарты, брат Агамемнона. Похищение троянцем Парисом жены Менелая Елены послужило причиной Троянской войны.
79
Все три латинские фразы представляют собой различные грамматические способы выражения одного смысла.
80
Фамилия протоколиста происходит от французского слова la fourchette, что значит «вилка».