ВЛАДИМИР САНГИ
ЖЕНИТЬБА КЕВОНГОВ
Художник В. КРАСНОВСКИЙ
М., «Известия», 1977
Сурен Агабабян
Ануар Алимжанов
Лев Аннинский
Сергей Баруздин
Альгимантас Бучис
Константин Воронков
Валерий Гейдеко
Леонид Грачев
Игорь Захорошко
Имант Зиедонис
Мирза Ибрагимов
Алим Кешоков
Григорий Корабельников
Леонард Лавлинский
Георгий Ломидзе
Андрей Лупан
Юстинас Марцинкявичюс
Рафаэль Мустафин
Леонид Новиченко
Александр Овчаренко
Александр Руденко-Десняк
Инна Сергеева
Леонид Теракопян
Бронислав Холопов
Иван Шамякин
Людмила Шиловцева
Камиль Яшен
Владимира САНГИ, писателя, поэта, фольклориста, дала нашей многонациональной литературе небольшая четырехтысячная народность Севера — нивхи, испокон века населяющие остров Сахалин и низовья реки Амур. В 1935 году в стойбище Набиль на северном Сахалине родился в роде Кевонгов Санги.
Голодное, трудное и все же такое счастливое детство. Дедушка Мамзин, кормящий добрых духов перед выходом в море, мать, бесконечными сказками убаюкивающая голодного сынишку, старший брат — кормилец семьи.
Детство военных лет…
Детство, навсегда остающееся с нами. Читаешь рассказ «Первый выстрел» и ясно представляешь себе мальчишечьи игры, азарт первой охоты, становишься свидетелем раннего повзросления детей военной поры.
В школе Санги увлекся географией. Как и его одноклассники, мечтал о далеких путешествиях, о неоткрытых землях. Позже вдруг обнаружил, что на карте на его долю осталось не так уж много белых пятен.
После окончания пединститута в Ленинграде В. Санги возвращается на Сахалин, много ездит по поселкам и стойбищам острова, записывает нивхские легенды, сказки, изучает старинные обряды и обычаи.
Склонность к сочинительству проявилась у Санги очень рано. Еще в школе он выполняет заданный учительницей пересказ «Мцыри» «своими стихами»; печатается в районной газете.
В 1961 году выходит в свет первая книга писателя — «Нивхские легенды». Почти одновременно издается сборник стихов «Соленые брызги» и чуть позже книга рассказов «Голубые горы».
Писателей Севера объединяет бережное отношение к духовному наследию своих народов. Для Санги собирание и обработка элементов фольклора — не самоцель. Иногда легенда, народное предание служит основой для создания самостоятельного художественного произведения. Так, сюжетной основой повести «Семиперая птица» (1964) явилось предание о птице счастья. Творчески переработанное, оно дало возможность рассказать о быте и нравах людей разных поколений, наполнить впечатлениями, наблюдениями и раздумьями страницы повести.
Творчеству В. Санги свойственна психологическая глубина и гуманизм. Это придает достоверность не только характерам его героев, но и отдельным их поступкам. Как понятен во всем старик Изгин из одноименной повести! Вот он, переставляя свою немудреную мебель, создает иллюзию перемены мест. Вот идет, старый и немощный, в тайгу спасти своего давнего знакомого — лисовина необыкновенной масти.
Человек и природа — одна из основных тем В. Санги.
Пларгун — молодой охотник из романа «Ложный гон» (1965) постигает трудную науку таежной охоты. И хорошо, что рядом оказался мудрый и добрый учитель — старик Лучка. Именно он помогает юноше, а заодно и нам, понять, как велико значение народного опыта для умелого использования сокровищ природы. Да, Пларгун поедет учиться. Ведь ученый человек лучше, чем Неученый, сможет разумно и бережно использовать ее дары.
Имя Санги известно читателям. Он пишет о том, что волнует всех нас: о мужестве и чести, о месте человека в жизни и о кровной его связи с живой природой, с родной землей.
Особый интерес представляет роман «Женитьба Кевонгов» (1975). Это трагическая история вымирания когда-то большого и сильного рода в начале XX столетия.
Автор подробно рассказывает о жизни и быте нивхского рода Кевонгов, о взаимоотношениях внутри семьи и рода, между родами, о радостях и горестях этих трудолюбивых и честных людей.
Мудр и справедлив Касказик — глава рода Кевонгов, удачлив он в охоте и рыбной ловле; от темна до темна трудятся его жена и двое сыновей. Но род этот обречен на вымирание. И не суровая природа в этом повинна. Они живут в мире, где человек человеку — враг. Жестокость и предприимчивость капиталистического уклада вторгаются в мирную жизнь нивхских стойбищ. Мы видим, как формируются черты характера якута Чочуны, представителя этого уклада. Сын бая, с детства проявлявший жестокость и себялюбие, попав в город, он не может понять рабочих, с красными флагами идущих на штыки полиции. Жить честным трудом, гнуть спину весь век, как его дядя, он тоже не хочет. О богатстве и власти мечтает Чочуна. Разбоем и грабежом нажив свое богатство, он приходит сюда, в верховья Тыми, чтобы обирать, обманывать мирный и доверчивый народ. Это он спаивает отца и братьев невесты Ыкилака Ланьгук и перекупает ее для своего приспешника Ньолгуна.
Что ему несбывшиеся надежды Касказика на возрождение рода Кевонгов? Что отчаяние Ланьгук, нежной, Любящей, заботливой, с детства связанной обрядом с Ыкилаком?
Через их души спокойно переступает Чочуна, принесший в общинно-родовой строй стойбищ хищничество и обман капиталистических отношений.
Очень прост и ясен язык романа. Здесь нет внешних красивостей, но каждое слово уместно, точно. Книга насыщена элементами фольклора — песнями, народными сказаниями-тылгурами, описаниями древних обычаев и праздников. В книгах нивхского писателя — душа его народа,
ЖЕНИТЬБА КЕВОНГОВ
Посвящается моему сыну Позвейну, первому нивху, родившемуся в Москве.
ГЛАВА I
Еще в дни ледохода стойбище имело два топора. И если бы не этот окаянный Наукун… Старейший рода Кевонгов скудоволосый и седой Касказйк велел сыновьям заготовить шесты: ожидался рунный ход горбуши, а солнце должно еще провялить древесину и съесть смолу. Братья — Наукýн и Ыкилáк — ушли за стойбище к подножию кручи. Здесь, на средней террасе, над пахучим багульником и упругими кустами голубицы поднимался светлый лесок молодого лиственничника. Деревца тонкие, стройные, высокие. Братья рубили не спеша, выбирая длинные и ровные.
Ыкилак уже закончил рубить и ошкуривал, когда услышал резкий дребезжащий звон. И тут же — досадливый вскрик. Почувствовав неладное, юноша поспешил к старшему брату. Тот разглядывал топор, держа его лезвием к себе. В прошлом году отец выторговал этот тонколезвый топор за две крестовки[1]. И сейчас вот чуть не половина лезвия откололась.
Вечером братья вернулись домой, и Наукун, как старший, сообщил о проделанной работе.
— Двадцать штук, — сказал он, опустив голову. Пальцы машинально сдирали с ладони прилипшую смолу, скатывали шарики.
— Хватит. Там, у переката, восемьдесят прошлогодних. И здесь — шестьдесят старых да двадцать новых. Хватит.
Братья продолжали стоять, опустив головы. Старик насторожился. Вроде бы все в порядке. Поработали крепко. В чем же дело? Наконец глаза старейшего скользнули по топору, зацепились за изломанную, с острыми краями, щербину.