— Да ладно, наверняка у вас есть свободная комната…
Он снова указал мне на табличку и ничего не ответил.
— Вы хотите сказать, что у вас нет ни одной готовой комнаты?
— Я хочу сказать, что регистрация в пятнадцать ноль-ноль.
— А я говорю вам, что падаю от усталости и был бы очень признателен, если…
— Не я устанавливаю правила. Оставляйте свой багаж и приходите к трем часам.
— Пожалуйста, войдите в мое положение…
Портье пожал плечами, на его губах промелькнуло подобие усмешки. Тут зазвонил телефон. Он взял трубку, воспользовавшись возможностью показать мне спину.
— Думаю, я найду другой отель, — сказал я.
Парень, прервав разговор, бросил через плечо:
— Тогда вам придется заплатить неустойку за ночь проживания. Для отмены брони мы требуем уведомления за сутки.
Еще одна слабая усмешка, которую мне захотелось стереть с его физиономии кулаком.
— Куда я могу поставить свой багаж? — спросил я.
— Вон туда — Портье указал на дверь рядом со стойкой регистрации.
Подкатив туда чемодан, я снял с плеча сумку с компьютером и предупредил:
— Здесь мой лэптоп, так что, пожалуйста..
— Не волнуйтесь, все будет в порядке, — кивнул он. — A quinze heures, monsieur.[4]
— И куда мне сейчас податься? — спросил я.
— Aucune idee,[5] — бросил он в ответ, возвращаясь к прерванному разговору.
В начале девятого утра, в воскресенье, да еще в конце декабря, идти было совершенно некуда. Я слонялся взад-вперед по улице Франсуа Милле в поисках открытого кафе. Но кругом как будто все вымерло, на многих дверях висели таблички Vermeture pour Noel.[6]
Квартал был сугубо жилым — дома старой постройки с вкраплениями образцов уродливой школы брутализма семидесятых, но даже современные здания выглядели довольно дорого; редкие машины, припаркованные вдоль улицы, намекали на эксклюзивный статус этого уголка города, который явно не просыпается в такую рань.
Дождь стих, сменившись коварной моросью. Зонта у меня не было, и я вернулся к станции Жасмин, где, спустившись в metro, купил билет. Когда прибыл поезд, я сел в него, сам не зная, куда еду. Это была моя вторая поездка в Париж. Впервые я побывал, здесь в середине восьмидесятых, летом, перед поступлением в магистратуру. Провел неделю в дешевом отеле неподалеку от бульвара Сан-Мишель и, кажется, обошел все кинотеатры в той части города. Помню, там было маленькое кафе «Ле Рефлэ», как раз напротив парочки киношек, затерянных на задворках улицы… как же, черт возьми, она называлась? Впрочем, неважно. Кафе было дешевое, и, помнится, там можно было позавтракать, так что…
Беглое изучение карты metro на стене вагона, пересадка на Мишель-Анж Молитор, и спустя двадцать минут я вышел на станции Клуни-Ля Сорбон. Хотя прошло более двадцати лет с тех пор, как я в последний раз выходил из metro на этой станции, дорога к кинотеатру не забылась. Я инстинктивно отыскал бульвар Сан-Мишель, а потом и улицу Дез-Эколь. При виде навесной марки кинотеатра «Ле Шампо» (на сей раз она рекламировала фестиваль фильмов Витторио Де Сика и Дугласа Сирка) я не смог сдержать улыбки. Не стирая улыбки с лица, я дошел до закрытых дверей кинотеатра, оглядел улицу Шампольон — вот как она называлась, — увидел два других кинотеатрика, поднимавшихся над мокрой мостовой, и подумал: «Не бойся, старина, призраки прошлого все еще живы».
Но в девять утра все кинозалы были закрыты, как и кафе «Ле Рефлэ». Vermeture pour Noel — Закрыто на Рождество.
Я не нашел ничего лучшего, как вернуться на бульвар Сан-Мишель, и неспешно побрел к реке. Париж после Рождества и впрямь вымер. Работали разве что закусочные фастфуда, оккупировавшие прилегающие улицы; своими неоновыми вывесками они обезображивали архитектурный стиль бульвара. Пусть я отчаянно нуждался в укрытии от дождя, сама мысль о том, чтобы начать свое пребывание в Париже с безликого «Макдоналдса», мне была ненавистна. Поэтому я упорно шел вперед, пока не набрел на первое приличное кафе, которое оказалось открытым. Оно называлось «Ле Депар» и располагалось на набережной с видом на Сену. По пути мне попался газетный киоск, где я выудил свежий номер «Парискоуп» — рекламного еженедельника «Что идет в Париже», который в далеком восемьдесят пятом был для меня библией киномана.
В кафе было пусто. Я занял столик у окна и заказал большой чайник с чаем, чтобы побороть озноб, который все настойчивее одолевал меня изнутри. Потом раскрыл «Парискоуп» и начал прочесывать кино-афишу, планируя мероприятия на неделю. Когда на глаза попалась реклама ретроспективы фильмов Джона Форда в «Аксьон Эколь» и всех комедий студии «Илинг» в «Ле Рефлэ Медичи», я испытал то, чего не было в моей жизни на протяжении последних нескольких месяцев: удовольствие. Мимолетное напоминание о том, каково это — не думать о… да, собственно, ни о чем из того, что занимало мои мысли с тех пор, как…