– Возможно, я не сумею, – ответила Миён за мгновение до того, как ее тело окаменело. До того, как она стала каменной, такой холодной, что не могла даже пролить слезы, стоящие в глазах.
– Возможно, ты не сумеешь, – повторила Йена, прежде чем мир превратился в ледяную пустоту. Пустоту, что была темнее самой тьмы, вакуум, поглощающий все, к чему прикасается.
И когда Миён проснулась, ее глаза горели. Не от слез. Ее щеки были сухими, как кость.
Когда Миён начала сниться погибшая мать, она подумала, что это всего лишь сны. Своего рода защитная реакция. Что так она оплакивает потерю. Но теперь она беспокоилась, что сны означают нечто большее. Что-то было не так. С тех пор как Миён потеряла лисью бусинку, ей казалось, что она живет в каком-то странном пограничном состоянии. Не совсем человек, но и не совсем кумихо. К тому же Йена приходила к ней все чаще и чаще. А ее загадки становились все более угрожающими. Все это наверняка связано.
2
Чуну любил выгодные сделки. Иногда он ненавидел заниматься бизнесом.
Но доллар есть доллар, чья бы рука тебе его ни дала.
Чуну повторял себе это снова и снова, пока… клиент объяснял, что ему нужно.
– Думаю, я понял, – сказал Чуну.
Существо перед ним фыркнуло, обдав Чуну затхлым дыханием. Одето оно было в мешковатые брюки и плохо сидящую рубашку. И в поношенное пальто, хотя на улице стояла изнуряющая августовская жара. С широкого лица с большим носом на Чуну смотрели глубоко посаженные глаза. Кожа у существа была красная, как у человека, который всю жизнь провел у бутылки. Или как у твари, в существование которой верили только семилетние детишки.
Токкэби. Тот самый гоблин, который украшал страницы сказок и мифов.
И Чуну был одним из них. Он первым понял, что существуют разные виды токкэби, хотя, если бы кто-нибудь заинтересовался этим вопросом, он бы тоже наверняка это выяснил.
Чуну был чхонгак токкэби, токкэби-холостяком, единственным видом, способным очаровывать других. Эти токкэби были настолько прекрасны, что захоти они – и любой бы пал к их ногам.
Так что, несмотря на то что мускулистое, туповатое существо перед ним тоже носило имя токкэби, Чуну никогда бы не назвал его сородичем.
– Думаю, у меня должно быть что-нибудь, что поможет с вашей… проблемой, – деликатно проговорил Чуну. Он не хотел давать токкэби возможность посвятить его в свои изуверские замыслы.
– Хорошо, – пробормотал токкэби. – Не думал, что ты согласишься. Я никогда не слышал, чтобы кто-то нашего рода был торговцем.
– А, понимаю, – спокойно сказал Чуну, хотя внутри у него все горело от возмущения и раздражения. Возмущения, потому что большинство токкэби, несмотря на ужасную гигиену и вкус, смотрели на него свысока. И раздражение, потому что он знал, что это не должно задевать его, однако задевало. – Скажите, как вы узнали о моих услугах?
– Я особо не скрывал своих планов, и однажды появился этот парень, определенно не человек. Но я никогда раньше не встречал таких, как он. Он был почти похож на бога.
– Божество рассказало вам о моем бизнесе? – удивился Чуну.
– Нет, он не бог. Просто держался так, словно он выше всех нас.
При этих словах в голове Чуну что-то вспыхнуло.
– В любом случае он рассказал мне о тебе, но я не был уверен. Все-таки покупать что-то у токкэби – затейка так себе. – Гоблин глянул на Чуну.
Он бы оскорбился, не будь это правдой: хотя токкэби и славились своей ненасытной жадностью, зарабатывать им не было нужды. Они могли сыскать богатства с помощью панмани [8] – своего волшебного гоблинского посоха, которым некоторые не самые дружелюбные токкэби заодно и врагов избивали. Единственное, что токкэби любили больше денег, – это обман и шалости. Поэтому токкэби, который ведет бизнес – даже если это продажа талисманов на черном рынке, – определенно выглядит подозрительно. Как мошенник, только и жаждущий прибрать к рукам все твои денежки.
– О, вообще он просил кое-что тебе передать. – Токкэби щелкнул пальцами. – Он велел сказать, что меня послал Хёк, и тогда ты мне точно поможешь.
– Ах вот как, вот как… – отвернувшись к большому деревянному сундуку, Чуну принялся рыться в товарах. Только так он мог скрыть удивление. Хёк. Чосын саджа [9]. И знакомый из прошлого Чуну, которое тот предпочел бы забыть. «Чего хочет от него этот старый жнец?» – в недоумении размышлял Чуну, роясь в десятках маленьких ящичков, в которых хранились разные безделушки и волшебные зелья. Он перелопатил целую кучу, прежде чем нашел то, что искал.
Гоблин загрохотал, и Чуну испугался, что тот собирается напасть. Но потом он осознал, что это смех, и понял, что будет дальше.
9
Чосын саджа (