Выбрать главу
Выбор материала для строительства

Основным строительным материалом у восточных славян (за исключением южных степных районов) было дерево.

Особая роль дерева в повседневной жизни славянских народов позволила К. Мошиньскому прийти к заключению, что славяне до последнего времени жили в «деревянном веке»[41], причем это утверждение представляется справедливым не только в отношении практической, утилитарной роли дерева (как материала для строительства, изготовления утвари, орудий труда, транспортных средств, украшений и т. д.), но и в связи со специфическим положением деревьев в различного рода идеологических построениях. Достаточно вспомнить роль деревьев в тотемических классификациях многих народов, в том числе, вероятно, и у восточных славян (ср. особую роль березы и дуба в ранних религиозных построениях, особенно у русских и белорусов)[42]. С культом деревьев был непосредственно связан весь комплекс весенней обрядности (ср. так называемое «майское дерево» у народов Западной Европы, «семицкую березку» у русских, белорусский «куст», украинские «тополя»)[43]. Интегральный образ дерева («мировое дерево», «шаманское дерево», arbor inversa и другие локальные варианты) служил воплощением концепции строения вселенной[44], причем наиболее распространенным воплощением в самых различных культурных традициях. В этом образе реализовались представления о пространстве, времени, организации коллектива, жизни, смерти и другие, необходимые (с точки зрения этого коллектива) для адекватного восприятия окружающего мира и определения в нем своего места.

Поэтому, говоря о деревьях, запретах и представлениях, связанных с ними, следует постоянно учитывать этот фон, тем более что в подсознательной форме он проявлялся до самого недавнего времени в «религиозных и космологических представлениях, отраженных в текстах разного рода, в изобразительном искусстве, архитектуре, планировке поселений, в хореографии, ритуале, играх, в социальных структурах, в словесных поэтических образах и языке, возможно, в ряде особенностей психики»[45].

Вся совокупность деревьев может быть расчленена и приведена в некоторую систему с помощью определенных процедур классификационного характера. Изучение различных знаковых систем, и в первую очередь естественного языка, фольклора, мифологии, ранних форм искусства и пр., позволило обнаружить наборы абстрактных и конкретных классификаторов, с помощью которых человек ориентируется в окружающем мире[46]. При сравнении этих наборов удалось выявить общие для всех систем классификаторы — так называемые универсальные оппозиции, такие, как свой/чужой, верх/низ, мужской/женский, живой/мертвый и др. «Существование ограниченного набора универсальных оппозиций в знаковых системах, созданных человеком или связанных с ним, приводит к мысли о том, что человеку вообще присуща классифицирующая деятельность универсального характера. Целью или результатом такой классификации и является самосознание, создание модели мира. С другой стороны, можно говорить о том, что модель мира определяет набор оппозиций. Процесс классификации в значительной степени автоматизирован и совершается на подсознательном уровне»[47]. В рассматриваемых ниже ситуациях выбора деревьев и места для строительства классификация как бы выводится из подсознания в сознание.

Механизм различения действовал по принципу: запрет — разрешение, причем система запретов (как и в других случаях) являлась определяющей[48].

К запрещенным для строительства дома деревьям относилась большая группа так называемых «священных» деревьев. Признак священности определялся по целому ряду более частных признаков. Священными считались как одиночные деревья, так и целые рощи (особенно часто встречавшиеся на Русском Севере), отмеченные тем, что выросли на месте разрушенной церкви, часовни[49] или на могиле[50]. Эта группа рощ и деревьев приобретала священный характер в связи с сакральностью места, на котором они росли. С другой стороны, существовали рощи, которые определяли характер окружающего пространства своей сакральностью. К таковым относились рощи с необыкновенно старыми и высокими деревьями[51]. Разнообразны признаки, определявшие сакральность отдельных деревьев. Как правило, это были деревья с какими-то аномалиями. В ветлужских лесах в XIX в. очень известна была береза с 18 большими ветвями, образующими 84 вершины[52]; еще большей известностью пользовалась одинокая береза в Ильешах под Петербургом с вросшим в ствол камнем[53]. Уродливость ствола, необыкновенное сплетение корней[54], раздвоенность (а иногда и растроенность) ствола (так называемые «воротца»), наличие дупла (через которое, как и через «воротца», «пронимали» детей при различных заболеваниях)[55], «явление икон» (как правило, Богоматери) на ветвях или у корней[56], — вот, вероятно, далеко не полный перечень признаков, по которым дерево могло относиться к разряду священных.

вернуться

41

Moszyński К. Kultura ludova Słowian. Т. 1. Kultura materialna. Warszawa, 1929, s. 280. Характерно, что уже для древнейшего языкового состояния восстанавливаются с помощью этимологического анализа названий деревьев такие сферы их использования, как пища, инструменты (орудия труда), область ритуально-мифологических представлений. П. Фридрих, специально занимавшийся этими вопросами, пришел к выводу, что по крайней мере пять типов наименований деревьев фигурировали в архаических индоевропейских религиозных системах: береза, липа, бук, ива и особенно дуб. См.: Friedrich P. Proto-Indo-European Trees. Chicago, 1970.

вернуться

42

См.: Зеленин Д. К. 1) Тотемический культ деревьев у русских и у белорусов. — Изв. АН СССР, Отд. обществ, наук, 1933, № 6; 2) Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов. М.; Л., 1937.

вернуться

43

Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня на западе и у славян. 1. СПб., 1903; Mannhardt W. Der Baumkultus der Germanen und ihrer Nachbarstämme. Berlin, 1875.

вернуться

44

Топоров В. H. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией «мирового дерева». — Труды по знаковым системам, 5. Тарту, 1971, с. 9 и сл. Из более ранних работ, специально посвященных реконструкции этого универсального образа на славянском материале, см., напр.: Городцов В. А. Дако-сарматские элементы в русском народном творчестве. — Труды Гос. ист. музея, М., 1926, вып. 1; Латынин Б. А. Мировое дерево — древо жизни в орнаменте и фольклоре Восточной Европы. К вопросу о пережитках. — Изв. ГАИМК, Л., 1933, вып. 69; Денисов П. В. Этнокультурные параллели дунайских болгар и чувашей. Чебоксары, 1969, с. 60 и сл. Библиография по индоевропейской традиции собрана в статье: Топоров В. Н. О брахмане. К истокам концепции. — В кн.: Пробл. истории языков и культуры народов Индии. М., 1974 (см. особенно примеч. 102); Toporov V. N. «L’albero universale». Saggio d’interpretazione semiotica. — In: Ricerche semiotiche. Nuove tendenze delle scienze umane nell’URSS. Torino, 1973.

вернуться

45

Топоров В. Н. О структуре некоторых архаических текстов…, с. 9.

вернуться

46

Ср. опыт выявления подобных классификаторов в кн.: Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965.

вернуться

47

Цивьян Т. В. О некоторых способах отражения в языке оппозиции внутренний/внешний. — В кн.: Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. М., 1973, с. 242.

вернуться

48

О роли запретов в общественной жизни см.: Зеленин Д. К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии — Сб. МАЭ, Л., 1929–1930, т. VIII–IX; Чернов И. А. О семиотике запретов. — В кн.: Труды по знаковым системам, 3. Тарту, 1967; Webster Н. Taboo. A sociological Study. London, 1942; Steiner F. Taboo. London, 1956; Frazer J. G. Taboo and the perils of the soul. London, 1914; Haavio M. Heilige Bäume. — In: Essais Folkloriqes. Helsinki, 1959.

вернуться

49

Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903, с. 279. Такие деревья можно было использовать только на постройку новой церкви или на поправку старой часовни (Орловская губ.).

вернуться

50

О деревьях, выросших на могиле, существуют многочисленные предания у самых различных народов, в том числе у русских. См., напр.: Харузин Н. Из материалов, собранных среди крестьян Пудожского уезда Олонецкой губернии. — Труды ЭОИОЛЕАЭ, кн. IX (Сб. сведений для изучения быта крестьянского населения России, вып. 1). М., 1899, с. 145. «На месте сосны была похоронена „панская сестра“, и из косы ея выросла эта сосна; пробовали ее рубить, да не смогли. Под этой сосной устраивали „гулянки“ на Петров день» (ср. известную народную балладу «Василий и Софья» и ее европейские параллели).

вернуться

51

Напр., «Священная роща» в Кадниковском уезде (Максимов С. В. Нечистая, неведомая… сила, с. 280). Показательно, что в свою очередь церкви нередко строились в священных рощах или на их месте.

вернуться

52

Там же, с. 281.

вернуться

53

Там же, с. 275.

вернуться

54

Там же, с. 282.

вернуться

55

Там же, с. 283. См. также: Дерунов С. Я. Из русской народной космогонии. — Труды ЭОИОЛЕАЭ, кн. IX, с. 18: «Святые деревья большей частью с отверстиями, через которые пролезают больные. Когда пролезают, то говорят: „Сосна, тебе на стояние, а мне, рабу божию, на здоровье“».

вернуться

56

Максимов С. В. Нечистая, неведомая… сила, с. 282.