На этом дискуссия заканчивается. Она проходит за закрытыми дверями: никто не должен знать, что между инквизиторами тоже случаются разногласия.
Через несколько дней во дворец инквизиции приглашают признанных светочей богословия и просят их в присутствии судей развеять пагубное заблуждение обвиняемого. Выбор падает на четверых: Луиса де Бильбао, Алонсо Брисеньо, Андреса Эрнандеса и Педро Ортегу[87]. К этому событию готовятся самым тщательным образом. Диспут должен закончиться показательным триумфом христиан и войти в историю.
Неизменные спутники — тюремный смотритель и двое вооруженных негров — приводят Франсиско в величественный зал и пододвигают ему скамеечку. Похожий на мумию секретарь повторяет привычный ритуал, с превеликим тщанием раскладывая на столике письменные принадлежности. Входят богословы, одетые в облачения своих орденов, и встают возле стульев, заранее для них приготовленных, — двое справа и двое слева от обвиняемого. Все ждут. Вот со скрипом отворяется боковая дверь, и в зал торжественно вступают инквизиторы. Напряженные взгляды присутствующих обращаются на них. Судьи поднимаются на помост, осеняют себя крестным знамением и бормочут молитвы. Ученые мужи следуют их примеру. Затем смотритель дергает заключенного за руку, веля ему сесть.
Слово берет Маньоска. Говорит, что святая инквизиция явила милость, позволив подсудимому изложить свои сомнения в присутствии знаменитых богословов, дабы те наставили его на путь истинный. А поскольку вероотступник, упорствуя в заблуждениях, ссылается на Писание, ему решено предоставить экземпляр Библии — так он сможет цитировать священные тексты без искажений.
Пора начинать.
Франсиско поднимается, смотрит на тяжелую книгу, лежащую на конторке, звеня кандалами, протягивает к ней руки, открывает. Вид знакомых столбцов вдохновляет узника. Он говорит, что любовь иудеев к книгам — и в особенности к этой Книге — происходит от их любви к слову, к Слову Божьему. Словом своим сотворил Господь небо и землю, а на горе Синай дал Моисею Десятисловие. Вот почему слово дороже золота и сильнее клинка. Видеть Господа не дано никому, а потому поклоняться образам запрещено, но должно внимать его речению, то есть соблюдать Закон. Всякий, кто так поступает, исполняет Завет, а с ним и нравственные предписания.
— Тот же, кто делает иначе, — произносит пленник с вызовом, — хоть и кичится показной верой, но по сути заповедям не следует и Творца отвергает.
Один из богословов прерывает дерзеца, напоминая, что они собрались, чтобы разрешить его сомнения, а не затем, чтобы выслушивать наставления. Узник листает Библию и без запинки читает на латыни фрагменты, посвященные Завету, восстановлению Завета, а также порицания в адрес людей, его не исполняющих. Затем читает и комментирует отрывки из книг Бытия, Левита, Второзакония, из книг пророков Исайи, Самуила, Иеремии, Амоса, обращается к Псалмам. И подчеркивает, что был арестован не за преступление Закона, а напротив, за его исполнение. Обвиняемый говорит без устали, сама речь питает его лучше самых изысканных яств. Богословы напряженно вслушиваются в каждое слово, они сосредоточены, как воины перед битвой, готовясь дать отпор. Почти все аргументы заключенного неоднократно звучали когда-то в Кастилии во время диспутов между раввинами и блестящими ораторами-христианами. Франсиско замолкает, и богословы, рассудив, что на достойный ответ им понадобится никак не меньше двух часов, начинают свою партию. Иезуит Андрес Эрнандес поднимается и говорит:
— Сын мой, вы должны быть глубоко признательны церкви и святой инквизиции за то, что они проявили великодушие и пригласили сюда четырех служителей Божьих, которые отложили свои дела, дабы помочь заблудшей душе. Теперь вы сами можете убедиться, что еретики клевещут на Священный трибунал, распуская слухи о его бесчеловечности. Он трудится ради единственной цели: примирить грешников с истинной верой. Каждый из докторов теологии, находящихся здесь, — иезуит прижимает руку к сердцу, — мечтает лишь о том, чтобы вырвать вас из тенет пагубного заблуждения.
— Четвертый Толедский собор[88] под председательством святого Исидора, — вступает в дискуссию Алонсо Брисеньо, — постановил, что веру силой насаждать нельзя. Но как быть с тем, кто получил драгоценный дар крещения? Отвергший его является не иудеем, а дурным христианином, вероотступником. Так что обвиняемый, как ни печально это признавать, совершил предательство и должен за него отвечать.
— Заповеди, коими вы так гордитесь, — добавляет Педро Ортега голосом настолько мягким, насколько позволяет его суровая внешность, — часть Завета мертвого, отжившего свое. Неспроста же его называют Ветхим. Почему бы вам в поисках спасения не обратиться к Новому Завету, изучая труды святых отцов христианской Церкви?
87
Все квалификаторы, выбранные трибуналом для ведения диспута, по праву считались лучшими умами вице-королевства. Иезуит Андреас Эрнандес был автором «Трактата по теологии» в четырех томах. Луиса де Бильбао, хрониста ордена доминиканцев, назвали «одним из самых выдающихся людей в истории Перу». Доктор Педро Ортега был доктором богословия, ректором университета Сан-Маркос и автором «Истории церкви в Арекипе». Алонсо Брисеньо, возглавлявшего кафедру богословии университета, за блестящие лекции прозвали «вторым Дунсом Скотом»; позднее его отправили в Рим для подготовки процедуры канонизации Франсиско Солано. —
88
Четвертый Толедский собор, созванный в 633 году вестготским королем Сисенандом, регламентировал правовой статус иудеев и осудил насильственное обращение их в христианскую веру. Однако уже совершенные крещения признал действительными и запретил переход крещеных евреев обратно в иудаизм.