При глубоком смирении ее отличало особенное послушание. В то время хор был еще весьма узким. Приоресса приказала ей оставить свой стул и назначила другое место, за алтарем. По этой причине у нее началось сильное искушение, и она сказала, что сие вызвало у нее большую скорбь, чем когда она уходила из дома и со двора [в монастырь]. Но всё же она была настолько послушна, что никогда не проронила против этого ни единого слова. И когда она сидела за алтарем, Господь наш обходился с ней по Своей благости. Порой ей казалось, что по хору разносится столь сладостный аромат, что его невозможно сравнить ни с одной из телесных вещей. А временами она видела хор наполненным таким ярким светом, что приходила от этого в немалое удивление.
Как-то раз ее назначили келаршей[56]. По этой причине она была весьма опечалена, ибо боялась, как бы суета не поколебала в ней благочестия. И тогда она отправилась в хор и вознесла жалобу нашему Господу. Тот утешил ее с великой любовью, сказав: «Меня обрящешь на всяком месте и за всяким делом». Сказанным она была изрядно утешена и с легким сердцем заступила на должность, Господь же наш сделался ей настолько близок и так милостиво с ней обращался, как едва ли обращался когда-нибудь с кем бы то ни было. Кроме того, она как-то раз узрела нашего Господа. Сей был Дитятей, вошел к сестрам в хор, и, когда они кланялись, Он их обнимал. Что же касается тех, что наклонялись недостаточно низко, то Он проходил мимо них, словно не мог до них дотянуться. Другой раз она увидала, как наша Владычица степенно и торжественно ходит по хору и кропит водой пару сестер, певших «Dignare»[57][58], а затем и прочих сестер из числа тех, что находились в хоре. Потом Владычица наша остановилась меж сестрами, что пели «Dignare», и стояла, покуда те не исполнили коллекту «Concede nos»[59][60]. Еще же она узрела конвент в великом сиянии, причем каждая из сестер, просвещенная Господом, была подобна кристаллу. Из увиденного она извлекла немалое утешение, обрела новую любовь ко всякой сестре по отдельности и просила нашего Господа послать конвенту сугубые дары благодати[61].
Особое благоговение она испытывала к XI тысячам дев[62]. Случилось же так, что провинциал[63] запретил нам петь о них гимн, как это у нас было принято [прежде]. И вот, когда наступил их праздник, пришло время заутрени и уже второй раз ударили в колокол, она увидала, как в хор явилась святая Урсула со всеми своими девицами. Все были празднично и нарядно одеты. Однако, после того как в начале заутрени в их честь не пропели, они, разгневанные и огорченные, повернулись и покинули хор. В дальнейшем мы никогда не опускали службы в их честь.
Впоследствии, когда наш Господь пожелал забрать ее из этого мира, ей явилась по Его Промыслу некая душа, удивительно чистая и прекрасная. Только на ступне у нее имелось темное пятнышко. Так было по причине того, что она не служила своему ангелу. Душа ей сообщила, что вскоре ей предстоит умереть и подняться с нею на небо. А спустя недолгое время она сподобилась блаженной кончины.
[III]
О блаженной сестре Элсбет Шеффлин[64]
Была у нас также одна блаженная молодая сестра, ее звали Элсбет Шеффлин. Господь наш щедро делился с нею Своей благодатью, так что ее житие зримо оповещало о себе с помощью добродетелей, священного делания и благодатных откровений. Благодать начала действовать в ней, когда она еще находилась в миру. Ибо она стяжала великое рвение к жизни духовной и была вынуждена добиваться ее с немалым трудом. Поскольку лукавый не смог ее отвратить от такой жизни, всячески противодействуя ей и искушая ее посредством родни, то он принялся ей угрожать через одного одержимого человека и говорил: «Только уйди в монастырь, уж я тебе отомщу!» Но она, исполнившись сердечной отвагой, сказала: «Стало быть, нужно решаться».
56
58
60
61
62
63
64
Эта монахиня, как и ее сестра (см. с. 30 наст. изд.), принадлежала к известному цюрихскому роду, который дал несколько членов городского совета и находился в дружественных отношениях с родом Штагель. Две другие сестры из этого рода были приняты в 1314 году в находившийся недалеко от Цюриха монастырь Отенбах, причем свидетелем этому был Р. Штагель, отец Элизабет.