И царем в нем был тогда я, Великий Царь Славы, и бесчисленные и бесконечные были сокровища мои, и дворец мой построил великий зодчий богов Вишвакарман. И долго наслаждался я своим городом, своими сокровищами, своим дворцом, пока не пришел час моей кончины. И вышел я тогда из дворца моего и пошел в пальмовую рощу, отринув все страсти, всю ненависть, все недоброжелательство. И пришла ко мне в рощу царица и стала увещевать меня, напоминая о всех наслаждениях земли, о власти моей, о богатстве, говоря: «Вспомни об этом всем, пусть проснется в тебе желание, пусть захочешь ты жить».
«О царица, — ответил я ей, — много лет говорила ты мне речи ласковые, нежные, желанные, а сегодня последняя речь твоя ко мне, и та не ласковая, дурная, не желанная». «Что же сказать мне тебе, о царь?»
«Скажи: природа вещей та, что мы должны расставаться со всем, что нам мило и близко, покидать его, оставлять его. Не умирай, царь, полный желаний, ибо печальная кончина того, кто полон желаний, недостойна кончина того, кто полон желаний. Твои все эти города, твоя эта великая столица Кушавати, все это твое. Брось желать, не жажди жизни».
И пока я говорил, царица плакала и проливала слезы, а когда я кончил слова свои, она утерла слезы и сказала мне: «Природа вещей та, что мы должны расставаться со всем, что нам мило и близко, покидать его, оставлять его. Не умирай, о царь, полный желаний, ибо печальна кончина того, кто полон желаний, недостойна кончина того, кто полон желаний. Твои все эти города, твоя эта великая столица Кушавати, все это — твое. Брось желать, не жажди жизни». И тотчас я, который был тогда Великим Царем Славы, скончался в столице своей Кушавати.
И там, где стоял этот великий город, теперь стоит Кушинара. Не называй его поэтому, о Ананда, ничтожныь. городком.
Потом Учитель сказал Ананде: «Быть может, среди вас явится мысль: кончено слово Учителя, нет у нас больше Учителя. Не думайте так: истины, которые я преподал вам, и правила, которые я дал общине, пусть они будут для вас учителем, когда меня не станет.
И еще раз он опросил братию, прося высказать ему все сомнения в Будде, в Истинах, в Пути, если у кого какие были. «Пусть никто из вас, — добавил он, — не упрекнет себя впоследствии, думая: Учитель был с нами и мы не спросили Учителя; пока он был еще с нами». Но все молчали, ибо ни у кого не было сомнений.
И тут Учитель сказал последние слова свои: «Внемлите, братья, говорю вам: все, что составилось, то и разложилось. Бдите, стремитесь к спасению».
После того Будда погрузился в созерцание и, переходя постепенно от одной ступени созерцания к другой, Учитель умер.
Будда умер, но не умерло не только учение его, не умерла и память о нем самом и теперь, через две с половиной тысячи лет во всех странах мира говорят и пишут о великом индийском Учителе и о его жизни, которая для нас пример того, как надо жить, любя и заботясь о всех людях, кто бы они ни были.
Но особенно знаменательно в этой жизни Будды то, что в течение долгих столетий во многих странах Азии, в Западной Европе и у нас в России, где никто не знал о существовании индийского Учителя Будды, рассказ о его жизни уже был хорошо известен, ибо во всех почти странах, у христиан, манихейцев, последователей Зороастра, мусульман, читали и рассказывали житие индийского царевича Йосафа, или Будасфа, которое не что иное, как жизнь Будды.
И когда взрослые и дети читали и читают очаровательные сказки 1001 ночи, то и среди этих сказок находится одна, про «Субботника», благочестивого сына великолепного халифа багдадского Харуна ар-Рашида, где говорится о подвигах молодого царевича-отшельника. Сказка эта опять не что иное, как рассказ о жизни того же Будды. Но этого, однако, не знали ни писавшие рассказ и сказку, ни рассказавшие, ни читавшие их, ибо то, что царевич «Субботник» и Иосаф-Будасф есть бодисатва, т. е. будущий Будда, до этого доискались только ученые, и то лишь лет 70 тому назад, уже в середине XIX века.
Все доброе и прекрасное никогда в жизни не забывается, а жизнь Будды действительно была полна добра и красоты. Учителем жизни Будда был для людей не только учением своим, а и всею своею жизнью.
Алмазная Сутра[8]
Так я слышал. Однажды Будда жил в роще Джета в саду Анатхапиндады. Вместе с тем там была великая община[9] бхикшу — всего тысяча двести пятьдесят человек. Когда приблизилось время трапезы, Превосходнейший в мире оделся, взял патру и отправился в великий город Шравасти за подаянием. После сбора подаяния в городе он возвратился обратно и совершил трапезу, после чего снял утреннее одеяние и отложил патру, омыл ноги, приготовил себе место и сел. В это время бывший среди членов великой общины старейший[10] Субхути встал со своего места, обнажил правое плечо, преклонил правое колено, почтительно сложил ладони и обратился к Будде:
8
«Ваджраччхедика Праджняпарамита Сутра», известная в Европе как «Алмазная Сутра», принадлежит к наиболее почитаемым буддийским текстам дальневосточной традиции. Всего известно пять переводов сутры на китайский язык: Кумарадживы, Бодхиручи, Парамартхи, Дхармагупты, Сюаньцзана и Ицзина. Наиболее авторитетна для традиции версия Кумарадживы, с которой и выполнен настоящий перевод.
Популярность «Ваджраччхедики» во многом объясняется ее лаконизмом в сочетании с полнотой содержания и выражения праджняпарамитской доктрины. Эта доктрина («прад-жня парамита» — интуитивная «премудрость, переводящая на другой берег существования) начала формироваться в Индии на рубеже нашей эры и оказалась тесно связанной с философией школы мадхъямика (шуньявада), которая в известном смысле представляет собой систематизированное и рационализированное праджняпарамитское учение.
«Ваджраччхедика» была написана, видимо, в III — первой половине IV века нашей эры, хотя существует точка зрения, датирующая ее I–II веками нашей эры, когда возникла потребность в создании обобщенных редакций объемистых ранних сутр. Подобного рода выделение сути доктрины и было дано в малых праджняпарамитских текстах — «Ваджраччхедике» и «Праджняпарамита хридайя сутре» (Божоболомидо синь цзин, Сутра сущности — сердце праджняпарамиты).
Основные моменты учения «Ваджраччхедики» таковы:
1. Не существует никаких самодосодоочных «своеприродных» сущностей — дхарм. Из представления о реальности дхарм возрастают все прочие ложные представления о реальности атмана (кит.
2. Все эти представления (самджня, сян) не представляют никакую реальность и являются лишь ментальными построениями, которые ее подменяют.
3. Наделенный совершенной премудростью бодхисаттва понимает все это, интуитивно познает реальность как она есть, переживает тождество сансары (лунь хуэй) и нирваны (непань) и, руководимый этим знанием, действует на уровне относительной, условной истины, спасая живые существа, хотя с точки зрения высшей истины ни одно существо не может быть спасено по причине ложности самого представления о наличии «существ», а также изначальной освобожденности, «спасенности» сущего — поскольку сансара и нирвана тождественны.
4. Понятие «Будда» также с высшей точки зрения не говорит ни о чем, но и на уровне условной истины его значение иное, чем считают люди, лишенные мудрости: Будда — не просветленный человек, а «истинная реальность, как она есть», «таковая истина всех дхарм» (элементов бытия).
Сутра, представляющая собой как бы объективацию пробужденного сознания автора текста и средство порождения такового у читающего (см. труды Л.Э. Мялля), наполнена парадоксальными высказываниями, которые как бы тестируют читателя на понимание текста (для того, кто понял, парадоксальность оказывается мнимой).