Выйдя из туалета, он огляделся в поисках Льюса. Ничего вечеринка. Кто здесь, собственно, хозяин? – гадал он. И квартирка неплохая. Им с Гретхен такая не по карману.
Помощница Генри отыскалась на террасе, но она понятия не имела, где босс, и явно не собиралась его искать. Кеннет пошел бродить по квартире, заглянул на кухню, в кабинет, где на полках стояли престранные книги: биографии художников и тома по высшей математике. Он рискнул даже постучаться в спальню, а потом и приоткрыть дверь, благо она оказалась не заперта. Луч света упал на постель, где спала пожилая леди.
– Прошу прощения! Извините! – вскрикнул Кеннет Прагер, захлопывая дверь.
Он выскочил обратно в гостиную и спросил бармена, здесь ли еще Генри Льюс.
– Генри Льюс? Актер? А он здесь был? Вы уверены?
– Разумеется, уверен. Я приехал вместе с ним.
Бармен с любопытством оглядел помещение.
– Ого! Ну, буду смотреть в оба.
Кеннет вернулся на террасу.
– Ни с чем? – посочувствовала ему ассистентка.
Кеннет покачал головой и поспешно прошел мимо. Ему вдруг пришло в голову, что женщина издевается над ним. Все издеваются над ним. Того и гляди, скажут, что Льюса тут вовсе не было, что Кеннет не в своем уме. Отомстят ему за все гадости, какие «Таймс» пишет об актерах.
Он ринулся к дальнему, темному краю террасы. Силуэты какой-то парочки плотными тенями ложились на оранжеватое городское небо.
– Генри? – позвал он. – Генри! Никто Генри не видел?
– Я не видел, – откликнулся молодой человек. – А может, это ты – Генри? – спросил он своего друга.
– Нет. А тебя зовут Генри? – уточнил тот.
– Вот уж не думаю, – сказал первый. – Брат звал меня «Томасина», но это совсем не то же самое. Так что извиняйте, – обернулся он к Прагеру. – Нет здесь никакого Генри.
Кеннет подошел поближе к темным силуэтам. Два костлявых юнца в джинсах и черных футболках небрежно облокотились на парапет. Голубые, вероятно – давние партнеры.
– Геееенри! Генри Олдрич![103] – завопил первый юнец или второй. Труляля и Траляля Ист-Виллиджа.
– Эй! – заговорил вдруг его приятель, сощурив один глаз, а другим внимательно всматриваясь в Кеннета. Он был слегка пьян. – Да ведь вы – Кеннет Прагер!
Такое подчас случалось на общественных мероприятиях. Деваться было некуда.
– Виновен, Ваша Честь, – схохмил он. – Рад познакомиться. – Протянул руку. Обычно этого бывало достаточно.
Ни один из парней не принял его руки.
– На вашем месте я бы отошел от парапета, – посоветовал ему юнец. – Особенно когда имеете дело с нами…
Кеннет рассмеялся, пытаясь свести все к шутке, хотя чувствовал, что разговор идет всерьез.
– Прошу прощения. Разве мы знакомы?
– Нет. Вы нас вовсе не знаете, – сказал первый.
– Вы думаете, будто знаете наши вторые «я», – заметил второй. – Впрочем, их вы тоже не знаете.
– Имя Леопольд что-нибудь говорит вам? – намекнул первый.
– А Лоис? – добавил второй.
– А? – Кеннет прищурился, тщетно пытаясь разглядеть в бледных, будто щеткой оттертых, юных лицах дряхлые физиономии «Леопольда» и «Лоис». Однако предупреждению он внял и отошел подальше от парапета.
– «Убийцы»? – продолжил первый.
– «Нуждаются в лечении, а не в рецензии»? – добавил второй.
Актеры всегда воспринимают критику близко к сердцу. Режиссеры и авторы еще проявляют порой выдержку, но актеры – избалованные дети. Для них прочесть плохой отзыв – все равно что узнать о смерти Санта-Клауса.
Кеннет выпрямился во весь рост.
– Сожалею, но что вижу, то пишу. Публике, похоже, ваше представление понравилось.
– За это ты и невзлюбил нас, старик? – сказал первый.
– Старик! – повторил второй. – Почему не прислали молодого человека, живого, способно нас понять?!
Его не задело обращение «старик». Разумеется, в глазах этих молокососов он – старик. Но почему они так стремятся уязвить его? Вот что задевало.
– Вы слишком расстроены, – попытался он смягчить ситуацию. – Это естественно. Но вы делаете свое дело, а я свое…
– Мы делаем искусство, а ты – уничтожаешь!