За счет христианского мира теперь активно расширялся ислам. Все попытки вернуть Гроб Господень из Иерусалима, как пробный камень христианского престижа, потерпели неудачу. Османы, уничтожив все, что еще оставалось от Византийской империи, захватили большую часть Греции, Албании и Сербии и собирались настойчиво стучаться в ворота Вены. В течение полувека каждый новый папа провозглашал очередной крестовый поход, но Европа видела в этих призывах к долгу лишь простой способ сбора денег. Дошло до того, что Иннокентий VIII использовал турецкого принца в качестве заложника, видя в этом хорошую возможность вымогать деньги и поддержку у османов. Этим ставился мат Франции, король которой демонстрировал явные признаки того, что собирается пуститься в легкую авантюру вторжения в Италию, нежели тяжелую борьбу с турками. Один из величайших скандалов христианского мира – великий раскол – действительно был временно преодолен, но лишь дорогой ценой жесткого подавления церковных реформ. По большому счету, это только спровоцировало неизбежность возникновения протестантизма и дальнейший более постоянный протестантский раскол. В 1492 году папство достигло дна, когда коррумпированный церковный политик Родриго Борджиа был избран на престол Святого Петра под именем Александр VI.
Если обратиться к Священной Римской империи, светскому аналогу католической церкви, картина станет более яркой. Воспитанный, но бездеятельный император Фридрих III, изгнанный из своих австрийских земель королем Венгрии, в конце концов удалился от дел, чтобы пуститься в занятия астрологией и алхимией; его сын Максимилиан любил многое обещать, но не любил свои обещания реализовывать. Война Алой и Белой розы была завершена, однако мало кто ожидал, что Дом Тюдоров продержится долго. Признаки общественного оживления проявлялись только на Пиренейском полуострове – в Португалии и Кастилии, но они находились слишком далеко, на периферии Европы, чтобы изменить общую картину вырождения и упадка.
После практического распада империи и с потерей церковью морального лидерства христиане утратили точку опоры. Великий принцип единства, представленный императором и папой римским, стал несбыточной мечтой о прошлом, а незыблемая вера в институты предков пошатнулась. Казалось, что сам дьявол усвоил для себя принцип «разделяй и властвуй». По всей Западной Европе властвовали глубокое разочарование, циничный пессимизм и черное отчаяние.
Преобладающие настроения, царящие в обществе, можно уловить, прочитав последние страницы «Нюрнбергской хроники». Колофон этого величественного старинного фолианта, датированного 12 июля 1493 года, гласит, что в нем содержатся «события, наиболее достойные внимания, от начала мира до бедствий нашего времени». Чтобы ни у кого из читателей не возникло неоправданного оптимизма, нюрнбергские летописцы относили 1493 год к «Шестой или предпоследней эпохе мира» и оставили шесть чистых последних страниц, предназначенных для записи событий с момента публикации «Хроник» до Судного дня. Затем начинается пророчество о «Седьмом и последнем веке», «по сравнению с которым наш век, в котором беззаконие и зло достигли высшей точки, можно считать счастливым и почти золотым». По мнению западных хронистов, только нечестивые будут процветать, а добрые люди впадут в презрение и нищету; не будет ни веры, ни закона, ни справедливости, ни мира, ни человечности, ни стыда, ни истины, «сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань…»[3], война и гражданские беспорядки распространятся по всему миру, соседние города падут, сражаясь друг с другом, и существование станет настолько отвратительными, что ни один человек не сможет вести хорошую жизнь. Тогда исполнится вся стяжка Апокалипсиса: потоп, землетрясение, мор и голод; посевы не будут расти, и плоды не созреют; источники высохнут, и воды потекут с кровью и горечью, так что погибнут все птицы небесные, звери полевые и рыбы морские. Седьмой ангел выльет седьмой сосуд, и ужасный Судный день, окрашенный в зловещие цвета Откровения святого Иоанна, завершит историю нечестивого мира.
Таковой была тяжесть обличительных речей, проповедуемых Савонаролой в самодовольной Флоренции. Таково, можно сказать, было и общее ожидание серьезных общественных мыслителей в 1492 году. И именно как раз в то время, когда нюрнбергские летописцы вносили последние корректуры в инкунабулу Кобергера[4], испанская каравелла «Нинья», несмотря на зимний шторм, вошла в лиссабонскую гавань с новостями о великом открытии, которое должно было дать старой Европе еще один шанс. Через несколько лет мы обнаруживаем, что ментальная картина полностью изменилась. Сильные монархи искореняют тайные заговоры и мятежи, церковь, очищенная и наказанная протестантской реформацией, наводит порядок в своем доме; новые идеи вспыхивают по всей Италии, Франции, Германии и другим северным народам Европы; возрождается вера в Бога, и обновляется человеческий дух. Перемена полная и поразительная. «Началось новое видение мира, и люди больше не вздыхают по воображаемому золотому веку, который остался в далеком прошлом, а размышляют о золотом веке, который, возможно, наступит в ближайшем будущем»[5].