5. «КОРОЛЬ МОСКОВСКИХ РЕПОРТЕРОВ»
Осенью этого же года, воодушевленный успехами, Гиляровский «окончательно бросил сцену и отдался литературе». Сначала печатал всякую мелочь в «Русской газете», а потом перешел на постоянную работу в «Московский листок», где и проходил суровую репортерскую школу. Работа в этой газете требовала большой энергии, выносливости, смелости и находчивости. «Трудный был этот год, год моей первой ученической работы, — рассказывает Гиляровский. — На мне лежала обязанность вести хронику происшествий, — должен знать все, что случилось в городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда»[14].
И Гиляровский, обгоняя извозчиков, носился по Москве, с убийства на разбой, с пожара на крушение, лазил по крышам вместе с пожарниками, проникал в притоны, трущобы, сидел в трактирах, бродил по ярмаркам, во все вглядываясь, ко всему прислушиваясь, и всегда был в курсе городских новостей.
Вскоре Гиляровский приобрел огромную популярность, стал, по общему признанию, «королем репортеров».
В 1882 году «Московский листок» напечатал его корреспонденции из Орехово-Зуева о громадном пожаре на фабрике Морозовых, во время которого пострадали сотни рабочих и членов их семей. Хозяева и полиция тщательно скрывали причины пожара, но Гиляровский, переодевшись в рваный пиджачишко, в стоптанные сапоги, проник на фабрику, под видом рабочего толкался в очередях по найму, в пивных и трактирах и выяснил истинную причину трагедии — отсутствие элементарных жилищных условий в рабочих казармах. Его корреспонденции в «Московском листке» об этих событиях вызвали брожение среди рабочих. Перепуганные фабриканты жаловались на газету генерал-губернатору. Тот приказал арестовать и выслать автора корреспонденции. Издателю с большим трудом удалось скрыть имя «своего человека», наделавшего столько шуму и доставившего большие неприятности фабрикантам.
«Года через три, в 1885 году, — вспоминает Гиляровский, — во время первой большой стачки у Морозовых — я в это время работал в „Русских ведомостях“ — в редакцию прислали описание стачки, в котором не раз упоминалось о сгоревших рабочих и прямо цитировались слова из моей корреспонденции, но ни строчки не напечатали „Русские ведомости“ — было запрещено»[15].
Вскоре после этих событий, в июне 1882 года, Гиляровский, оказавшись в компании с управляющим Московско-Курской железной дорогой, случайно узнал о большом крушении под Орлом, ставшем вскоре известным, благодаря его корреспонденциям, под именем Кукуевской железнодорожной катастрофы. Ночью страшным ливнем была размыта насыпь, образовалась громадная подземная пещера, в которую вместе с людьми рухнул почти весь поезд. Грязь засосала трупы людей и обломки разбитого состава.
Все это держалось в строгом секрете, корреспонденты к месту события не допускались, но Гиляровский незамеченным проник в специальный поезд, в котором ехало на расследование железнодорожное начальство, и «Московский листок» был единственной газетой, впервые известившей своих читателей о трагических событиях, стоивших жизни многим сотням людей.
Две недели прожил отважный репортер в этой страшной могиле, присутствовал на раскопках даже ночью, дремал, сидя на обломках. При каждом показавшемся из земли трупе его будили, и о каждом шаге работ он извещал свою газету, посылая телеграммы о кукуевской катастрофе. За эти дни Гиляровский пропах трупным запахом, оброс, загорел дочерна, так что брат Всеволода Гаршина, оказавшись на месте раскопок, ужаснулся, увидев его, и тотчас же увез отдыхать в Спасское-Лутовиново, имение И. С. Тургенева.
За время многолетней работы в газетах имя Гиляровского не раз прогремело на всю Россию, а газеты, где печатались его статьи, нередко раскупались нарасхват, так как там сообщалось то, чего нигде нельзя было прочитать.
Около двухсот русских и иностранных корреспондентов съехалось на коронацию Николая II в 1896 году. «И я был единственным из всех, — не без законной профессиональной гордости вспоминает Гиляровский, — проведший всю ночь в самом пекле ходынской катастрофы среди многотысячной толпы, задыхавшейся и умиравшей на Ходынском поле».
Вечером, накануне коронации, он отправился на Ходынское поле. Там уже собирался народ, не только горожане и подмосковные крестьяне, но и жители дальних от Москвы мест пришли за грошевыми лакомствами — пряниками, орехами, пирогами, за коронационными кружками. С вечера поле уже было плотно усеяно народом, гудело на разные голоса. Начало светать. «Вдруг загудело. Сначала вдали, а потом вокруг меня. Сразу как-то… Визг, вопли, стоны… И все, кто мирно лежал и сидел на земле, испуганно вскочили на ноги и рванулись к противоположному краю рва, где над обрывом белели будки… Толкотня, давка, вой… А там, впереди около будок по ту сторону рва вой ужаса: к песку и глине вертикального обрыва выше роста человека прижали тех, кто первый устремился к будкам. Прижали, как к стене, а толпа сзади все плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплоченную массу воющих людей. Кое-где выталкивали наверх детей, и они ползали по головам и плечам народа». В этой спрессованной массе людей оказался и Гиляровский, он уже изнемогал от жажды, начал терять сознание, но последними страшными усилиями, пядь за пядью, вырывался из этой воющей, обезумевшей толпы и, оказавшись на свободе, упал у забора беговой аллеи, забылся. Утром на пожарных фургонах, собиравших трупы, Гиляровский вновь был на Ходынском поле, своими глазами видел ужасные последствия катастрофы, многие сотни раздавленных, изуродованных до неузнаваемости людей. А вокруг начинался, как выразился Гиляровский, «праздник над трупами», раздавались подарки, на эстрадах гремели оркестры, пели хоры песенников. Веселились в Москве и преступные виновники катастрофы.
14
Вл. Гиляровский. Мои скитания. Повесть бродяжной жизни. М., «Федерация», 1928, стр. 257.
15
Вл. Гиляровский. Мои скитания. Повесть бродяжной жизни. Вологодское книжное издательство, 1958, стр. 238.