— С деньгами туго… — сказал Ральф.
— Дьявольски туго, иначе они не были бы мне нужны, — перебил мистер Манталини.
— Времена настали плохие, и не знаешь, кому доверять, — продолжал Ральф. — В данный момент я не хочу заниматься делами, собственно говоря, я бы и не стал, но раз вы — друг… Сколько у вас тут векселей?
— Два, — ответил мистер Манталини.
— На какую сумму?
— Какая-то мелочь… Семьдесят пять.
— А сроки платежа?
— Два месяца и четыре.
— Я их учту для вас, — помните, только для вас, мало для кого бы я это сделал, — за двадцать пять фунтов, — спокойно сказал Ральф.
— Черт подери! — вскричал мистер Манталини, чья физиономия сильно вытянулась при таком блестящем предложении.
— Да ведь вам остается пятьдесят, — возразил Ральф. — Сколько бы вы хотели? Дайте мне взглянуть на имена.
— Вы дьявольски прижимисты, Никльби, — запротестовал мистер Манталини.
— Дайте мне взглянуть на имена, — повторил Ральф, нетерпеливо протягивая руку к векселям. — Так. Полной уверенности нет, но они достаточно надежны. Согласны вы на эти условия и берете деньги? Я этого не хочу. Я предпочел бы, чтобы вы не соглашались.
— Черт возьми, Никльби, не можете ли вы… — начал мистер Манталини.
— Нет! — ответил Ральф, перебивая его. — Не могу. Берете деньги? Сейчас, немедленно? Никаких отсрочек. Никаких прогулок в Сити и никаких переговоров с компаньонами, которых нет и никогда не было. Согласны или нет?
С этими словами Ральф отодвинул от себя какие-то бумаги и небрежно, словно случайно, затарахтел своей шкатулкой с наличными деньгами. Этого звука не вынес мистер Манталини. Он согласился, как только звон коснулся его слуха, и Ральф отсчитал нужную сумму и бросил деньги на стол.
Он только что это сделал, а мистер Манталини еще не все собрал, когда раздалось звяканье колокольчика и немедленно вслед за этим Ньюмен ввел ни больше ни меньше как мадам Манталини, при виде которой мистер Манталини обнаружил сильное смущение и с удивительным проворством препроводил деньги в карман. — О, ты здесь! — сказала мадам Манталини, тряхнув головой.
— Да, жизнь моя и душа, я здесь! — отозвался ее супруг, падая на колени и с игривостью котенка бросаясь на упавший со стола соверен. — Я здесь, услада души моей, на земле Тома Тидлера[66], подбираю проклятое золото и серебро.
— Мне стыдно за тебя! — с величайшим негодованием воскликнула мадам Манталини.
— Стыдно? За меня, моя радость? Моя радость знает, что говорит дьявольски очаровательно, но ужасно сочиняет, — возразил мистер Манталини.Моя радость знает, что ей не стыдно за ее милого котика.
Каковы бы ни были обстоятельства, приведшие к такому результату, но, очевидно, в данном случае милый котик плохо учел душевное состояние своей супруги. Мадам Манталини ответила только презрительным взглядом и, повернувшись к Ральфу, попросила простить ей ее вторжение.
— Которое вызвано, — продолжала мадам, — недостойными поступками и в высшей степени зазорным поведением мистера Манталини.
— Моим, мой ананасовый сок?
— Твоим! — подтвердила его жена. — Но я не позволю, я не допущу, чтобы меня разорило чье бы то ни было мотовство и распутство. Я хочу сообщить мистеру Никльби о тех мерах, какие я намерена применить к тебе.
— Пожалуйста, сударыня, не сообщайте мне, — сказал Ральф. — Улаживайте это между собой, улаживайте между собой.
— Да, но я должна почтительно просить вас, — сказала мадам Манталини,чтобы вы послушали, как я буду предупреждать его о том, что твердо намерена сделать… Твердо намерена, сэр! — повторила мадам Манталини, метнув гневный взгляд на своего супруга.
— Неужели она будет называть меня «сэр»! — вскричал Манталини. — Меня, который обожает ее с дьявольским, пылом! Она, которая оплетает меня своими чарами, как чистая и ангельская гремучая змея! Все будет кончено с моими чувствами! Она повергнет меня в дьявольское уныние.
— Не говорите о чувствах, сэр! — сказала мадам Манталини, садясь и поворачиваясь к нему спиной. — Вы не уважаете моих.
— Я не уважаю ваших, душа моя? — воскликнул мистер Манталини.
— Не уважаете, — ответила его жена.
И, несмотря на всевозможные улещиванья со стороны мистера Манталини, мадам Манталини еще раз сказала: «Не уважаете!» — и сказала с такой решительной и неумолимой злобой, что мистер Манталини явно смутился.
— Его мотовство, мистер Никльби, — продолжала она, обращаясь к Ральфу, который, заложив руки за спину, прислонился к креслу и созерцал очаровательную чету с улыбкой, выражающей величайшее и беспредельное презрение, — его мотовство не знает никаких границ.
— Никогда бы я этого не подумал, — саркастически отозвался Ральф. — Но уверяю вас, мистер Никльби, это правда, — возразила мадам Манталини. — Я так страдаю от этого! Я живу среди вечных опасений и вечных затруднений. Но и это еще не самое худшее, — сказала мадам Манталини, вытирая глаза. — Сегодня утром он взял из моего стола ценные бумаги, не спросив у меня разрешения.
Мистер Манталини тихо застонал и застегнул карман брюк.
— Я принуждена, — продолжала мадам Манталини, — со времени наших последних несчастий очень много платить мисс Нэг за то, что она дала свое имя фирме, и, право же, я не могу поощрять его в мотовстве. Так как я не сомневаюсь, мистер Никльби, что он пришел прямо к вам, чтобы обратить бумаги, о которых я упомянула, в деньги, и так как вы и раньше очень часто нам помогали и очень тесно связаны с нами в такого рода делах, я хочу, чтобы вы знали, к какому решению заставил ои меня прийти своим поведением.
Мистер Манталини снова застонал под прикрытием шляпки своей жены и, вставив в один глаз соверен, другим подмигнул Ральфу! Проделав очень ловко этот фокус, он сунул монету в карман и застонал с сугубым раскаянием.
— Я приняла решение перевести его на пенсию, — сказала мадам Манталини, заметив признаки нетерпения, отразившегося на лице Ральфа.
— Что сделать, радость моя? — осведомился мистер Манталини, который как будто не уловил смысла этих слов.
— Назначить ему, — сказала мадам Манталини, смотря на Ральфа и благоразумно остерегаясь бросить хотя бы мимолетный взгляд на своего супруга из боязни, как бы многочисленные его прелести не заставили ее поколебаться в принятом решении, — назначить ему определенную сумму… И я скажу, что, если он будет имегь сто двадцать фунтов в год на костюмы и мелкие расходы, он может почитать себя очень счастливым человеком.
Мистер Манталини ждал, соблюдая все приличия, в надежде услышать размеры стипендии, но, когда цифра достигла его слуха, он швырнул на под шляпу и трость и, вынув носовой платок, излил свои чувства в горестном стоне.
— Проклятье! — вскричал мистер Манталини, внезапно срываясь со стула и столь же внезапно бросаясь на него снова, к крайнему потрясению нервов своей владычицы. — Но нет! Это дьявольски страшный сон! Это не наяву! Нет!
Утешив себя этим завереньем, мистер Манталини закрыл глаза и стал терпеливо ждать пробуждения.
— Очень разумное соглашение, если ваш супруг будет соблюдать его, сударыня, — с усмешкой заметил Ральф. — И несомненно он будет.
— Проклятье! — воскликнул мистер Манталини, открыв глаза при звуке голоса Ральфа. — Это страшная действительность. Вот она сидит здесь, передо мной! Вот очаровательные контуры ее фигуры! Как можно ее не узнать? Второй такой не найдешь! У двух графинь не было вовсе никакой фигуры, а у вдовы… у той была дьявольская фигура! Почему она так невыносимо прекрасна, что даже сейчас я не могу рассердиться на нее?
— Все это вы сами навлекли на себя, Альфред, — отозвалась мадам Манталини все еще укоризненно, но более мягким тоном.
— Я дьявольский негодяй! — вскричал мистер Манталини, колотя себя по голове. — Я разменяю соверен на полупенни, набью ими карманы и утоплюсь в Темзе. Но на нее я сердиться не буду. По дороге я пошлю ей письмо и напишу, где искать мой труп. Несколько красивых женщин будут рыдать, она будет смеяться!
— Альфред, жестокое, жестокое создание! — всхлипнула мадам Манталини, рисуя себе эту ужасную картину.
66