Несчастные старая Елена Петровна и ее маленькая племянница, дрожавшие от ужаса в подвале при обстреле города, голодные (ели картофельные очистки), брошенные, неизвестно как выжившие (девочку иной раз подкармливала соседка, сердобольная старуха Александра Абрамовна, чья дочь — буфетчица в обкоме партии), да еще напуганные возможным приходом немцев, каждая по-своему пытались проводить время с пользой. Миночка сочиняла при коптилке рассказы, вырезая для них картинки из книг, а тетка сжигала (топила печь) все книги с хорошими плотными переплетами из дядиной библиотеки, самые его заветные, на иностранных языках, и старинные журналы, хорошо переплетенные, и груды старых романов (приключенческих из кладовки — мной любимый Брет Гарт туда же), чтобы немцы приняли тетку и ребенка за самых простых обывателей. А я в тот страшный 1942 год писала с Алтая младшей сестре стихи в преддверии ожидаемых ужасов:
На далеком Алтае с ужасом следила за приближением врага к городу, который (вот что значит родина в опасности) снова в сводках стали называть Владикавказом, вспомнили старину. И снова наполнился важными обитателями дом-дворец Чермоева (никак не разорят)[123] — там расположился весь генералитет, обороняли подступы к Закавказью.
Почему-то все мои волнения сердечные выражались в стихах, предназначенных для Миночки, младшенькой. Когда враги были отброшены, я написала с Алтая письмо к ее дню рождения, 26 июня 1943 года. Вскоре наш институт возвращался в Москву.
Мы встретились на исходе войны, летом 1944 года, когда я нежданно для обитателей дома по Осетинской, 4, постучала около пяти часов прохладного раннего утра в ставни родного дома.
И с Франсуа Коппе меня тоже ожидала встреча. Нет, Франсуа Коппе, очевидно, вполне бессмертен. Когда моя сестра переехала в 2004 году окончательно в свой родной город, Москву, она в подарок мне привезла точно такой же, как бы восставший из праха и пепла том моего любимого в ранние пятнадцать лет поэта. Оказывается, в библиотеке покойного Леонида Петровича хранился еще один экземпляр роскошного издания. Теперь он надежно спрятан в мой книжный шкаф. Правда, мои книжные шкафы, хоть и имеют замки, но никогда не запираются. С замками я в плохих отношениях. Вдруг запрешь и — не откроешь. Нет, уж лучше пусть шкафы будут открыты. Да и моей племяннице (дочери Мины Алибековны) Леночке, теперь уже доктору филологических наук, удобнее забираться на полки с русской литературой и уносить книги для работы к себе в кабинет.
122
Во Владикавказе в кабинете дяди висели портреты русских и иностранных классиков, в том числе Гете, Байрон, Диккенс. Отсюда и усмешка Гёте.
123
Преуспели с разорением после того, как сначала местный КГБ, а потом ФСБ выстроили гигантское здание (да еще много этажей под землей) непосредственно стена к стене с нашим домом. Все сломали, всех выселили, кто граничил с Пушкинским сквером (с обкомом КПСС). Говорят, якобы там когда-то была гостиница, где Пушкин остановился переночевать. Мой дядюшка, один из авторов книжки «Город Владикавказ» 1957 года (первая часть — XIX век), пишет о том, что Пушкин дважды был во Владикавказе в 1829 году при поездке в Арзрум и на обратном пути. Но дом, где ночевал Пушкин, — в другом месте и давно снесен. Улицу нашу превратили в тупик. Чтобы от нас пройти, например, в парк или школу, надо делать большой круг, обходя кагэбэшный монстр. За нашим забором, отделявшим садик от соседей, возвели высоченную стену — как же, вдруг через наш садик да кто-то вражий и нападет на махину комитета госбезопасности? Потоки воды при ливнях (а они часты), которые несутся по нашей улице с гор, не имеют выхода и подмывают фундамент домов, в первую очередь нашего дома. Какая гениальная инженерия! А недавно следующая дикость — срыли начисто весь сад, что располагался за домом на горке — все начисто, никаких горок и садов; устроили гаражи: места, видите ли, в огромном владении не хватило. Но теперь некому смотреть на это печальное зрелище. Дом наш осиротел, и сестра моя в Москве. Для меня лично дворец Чермоева особенно важен. Там была ингушская турбаза, и в ней в 1937 году останавливались Лосевы, путешествуя по Кавказу. А я жила напротив.