«Особенность Сугериева ума и характера заключалась в необычайной ясности и простоте. Он принадлежал к числу редких людей, которые знают хорошо, чего хотят, которые дали себе полный отчет в своих целях и намерениях»[56] – очень верная мысль Т.Н. Грановского. Несомненная природная склонность Сугерия к интеллектуальной деятельности, развитая и отточенная изучением римских авторов, отличавшихся сильной государственной идеей (в гл. XXI, например, Сугерий цитирует «Заговор Катилины» Саллюстия), и размышления над Священным писанием позволили ему сформулировать свое понимание блага королевства: правосудие, мир, порядок. Да, Церковь была для него матерью, но без правосудия, мира и порядка соблюсти ее интересы не было никакой возможности. Таким образом, объективно центральным становился вопрос о королевской власти как защитницы Церкви. Людовик VI, со своей стороны, решал ту же проблему – проблему короля-пастыря. Но если Сугерий пришел к своему решению по преимуществу путем наблюдений, размышлений и выводов, так сказать, логически; то Людовик VI – интуитивно-эмпирически, заплатив за ошибки, дословно, собственной кровью. Т.Н. Грановский дал этому государю следующую характеристику: «Он не принадлежал к числу людей с крепкой волей и независимым убеждениям. Его воля почти всегда была подчинена чужой; его убеждение доставалось ему извне. (...) Он был ничто иное как исполнитель, но исполнитель усердный и смелый, прикрывший блеском рыцарских доблестей политическую теорию, которую через него проводил в жизнь аббат св. Дионисия»[57].
Насколько оправдано такое суждение? Нельзя забывать, что сочинение Сугерия отнюдь не бесстрастная хроника, зафиксировавшая подряд, без разбора и пропусков, все события, мысли и побуждения Людовика VI. Сугерий, естественно, подбирал и выбирал события наиболее выигрышные, наиболее полезные и яркие для своего замысла, то есть те, по поводу которых он мог высказать свои соображения и в которых он сам – ведь и ему не было чуждо ничто человеческое – проявил себя наилучшим образом. Может быть, Людовик о том же самом имел другое мнение; может быть, его рассуждения были бы для нас еще более значимыми?.. Более того, Сугерий писал спустя довольно значительное время после всех этих событий: так можно ли утверждать, что он зафиксировал свои мысли, синхронные этим событиям, или всё же те, что сопровождали его воспоминания в процессе написания? Скорее всего, последнее. Он был уже достаточно стар, чтобы без колебаний явить свои предпочтения и суждения: как и все крупные политические деятели он одновременно стоит на позициях моралиста и историка, предлагая примеры из прошлого для построения будущего.
Итак, Сугерий понимает «officium regis» в традиционном значении: король должен использовать свою власть на службе правосудию, гарантировать мир и порядок, защищать бедных и покровительствовать церквям своего королевства[58], – и эти обязательства проистекают из самого факта королевского помазания. Но при этом Сугерий усердно подчеркивает, что покровительство церквям прежде всего должно распространяться на Сен-Дени как место последнего упокоения французских королей и только во вторую очередь – на все остальные церкви, включая Реймсскую. В конечном же счете – и это была совершенно новая для того времени идея – король Франции как наследник Карла Великого ответственен и за папу (см. гл. X). В силу этого монархия не может подчиняться никакой земной власти – ни королю Англии, ни даже императору Священной Римской империи. Для исполнения этой великой цели королевская власть должна иметь силы и средства, то есть распоряжаться ресурсами своего домена и быть хозяйкой в своем доме, принудив к повиновению мелких вассалов и договорившись с крупными; но суверен всегда должен быть над всеми своими вассалами (гл. XXVI).
«Опыт дал ему глубокое знание социальных и государственных механизмов. (...) Гений Сугерия вырос из его эмоционального понимания его собственного окружения и его времени»[59].
Эти идеи останутся актуальными, по крайней мере, еще целое столетие и в значительной степени будут реализованы лишь к концу правления внука Людовика VI – Филиппа II Августа (1180-1223).
59