Из них тот, который взял на себя изложение сути вопроса, опытный посредник, не поприветствовав короля, общими устами так говорил: «Когда великодушной господина короля Франции щедростью герцогство Нормандское в качестве собственного фьефа из его же благодатной щедрости вашему возвратил усердию, между прочим и прежде прочего это особыми клятвами скреплено было о Жизоре и Брэ, что в силу любого договора кто-то из вас получить может, [но] ни один не будет иметь, так как владелец в течение сорока дней после получения, подчиняясь договору, этот замок полностью уничтожит. Так как хотя вы [этого] не сделали, предписывает король, чтобы еще вы сделали, [а] если не будет сделано, [то] согласно закону вы будете приведены к послушанию. Ведь не подобает королю преступать закон, так как и король, и закон предусматривают одно и то же величие повелевать. Так что, если кто из этих ваших или забыли, или произнести из пренебрежения не пожелали, [то] в присутствии двух или трех баронов, по закону поединка, [мы] полностью готовы [это] подтвердить».
Это исполнив, еще к королю французы не вернулись, когда нормандцы за ними последовали, появились перед королем, все, что дело расстроить могло, бесстыдно отвергая, в судебном порядке спор рассмотреть требуя, так как ничего иного главным образом не ожидали, кроме как, чтобы, не завершив неподготовленными действиями дело, после какой бы то ни было отсрочки пониманию столь высоких баронов королевства суть дела не открылась. Вновь посланы были вместе с этими первыми более могущественные, чтобы через графа Фландрского Робера Иерусалимского, прославленного красноречием, дело подтвердить смело предложили и по закону поединка, слов нагромождение опровергнув, чье правосудие уступить должно, сразившись, выявили.
Так как, когда [нормандцы] и не согласились, и соответствующим образом не отказались, король Людовик, поскольку был великодушен и душой и телом большой, очень быстро направил [тех], кто королю это представят на выбор: или замок разрушить, или за нарушение обещания вероломством против него лично защищаться: «Действуй, – сказал [он], – того должен быть по сближению труд, кому и победа истины, и слава должна принадлежать». Даже оценить какое-нибудь подходящее место [он] мог: «Пусть отойдет, – сказал, – их войско от берега реки, пока [мы] переходить в брод можем, чтобы надежнее им место предложить большей безопасностью, или, если более угодно, самых знатных из целого войска пусть имеет каждый поручителями спора [до тех пор], пока к нам, когда отведено войско наше, перейти позволит. В противном же случае в брод перейти невозможно». Некоторые же со смешным бахвальством на названном трясущемся мосту, который немедленно обрушится, королей сражаться выкликали, чего король Людовик как с легкостью, так и смелостью добивался.
Король же Англии сказал: «Не настолько мне берцовая кость дорога[286], чтобы ради этого и ему подобного знаменитый и полезный мне замок [я] бесполезно упустил». И эти, и другие выпады отбросил: «Когда я увижу, – сказал, – господина короля [там], где защищать себя я буду должен, я не уклонюсь», – поскольку [он] отказал из-за слабости предложенного места.
Каковым смешным ответом возбужденные французы – «поможет удачное место в битвах»[287] – схватились за оружие, подобно и нормандцы. И так как и те, и другие к реке поспешили, [то] величайшее кровопролитие и пагубное несчастье единственно невозможность сближения устранила. Поскольку переговоры заняли день, с наступлением ночи те к Жизору, [а] наши к Шомону возвратились. «Тогда, где первая Аврора с неба звезды прогнала»[288], французы, ранним утром вечернюю вспомнив обиду [и] вдобавок рыцарский пыл, на самых быстрых конях дорогу преодолев, близ Жизора в сражение бросившись, с удивительной гордостью, с удивительной смелостью состязались и, насколько превосходят многими войнами закаленные долгим миром изнеженных, показать старались, когда нормандцев, бегущих через ворота, теснили. Этими и им подобными событиями начатая война, почти два года продолжавшаяся[289], тяжелее короля Англии поразила, так как почти по всей Нормандской марке[290], как герцогство простиралось, большое войско и дорогостоящих наемников для защиты земли [он] разместил. Король же Франции старинными и природными замками и укреплениями, бескорыстными [и] смелыми нападениями фламандцев, понтийцев[291], вексенцев и других приграничных соседей землю [Нормандии] пожарами, опустошениями беспокоить не прекращал[292]. Когда же Вильгельм, английского короля сын, королю Людовику свою вассальную присягу принес, в виде особой милости и пожалованием названного замка фьеф его увеличил и по этому случаю его в прежнюю милость вернул[293].
286
По-видимому, король Генрих использовал здесь начало какой-то поговорки, ни источника, ни аналога которой не удалось найти (
288
Подражание «Энеиде» Вергилия. V, 42: «
289
И даже более, потому что, согласно Хронике Клэра, война началась в Великий пост 1109 г.: «В год MCIX была Пасха Господня в VII календы мая [26 апреля]. (...) В этот год Людовик, молодой король, со многими своими советниками или лучшими баронами [королевства] в войну превратил мир или дружбу» (Chronicon Sancti Petri Vivi... Op. cit. P. 282). Перемирие было заключено в марте 1113 г.: «Итак, оба короля в VI индикт, в последнюю неделю марта в Жизоре встретились, и с обеих сторон принеся клятвы, мир к большой радости многих узами любви соединили»{{{151}}}(
290
Марка – здесь: пограничная с другим владением или государством область, управлявшаяся по законам военного времени, даже если не было открытой войны.
292
Самым примечательным фактом этих наступательных действий Людовика VI является осада Молана, который защищал граф Робер. Людовик VI взял крепость штурмом и разграбил все окрестные земли. А. Люшер помещает эти события в конец 1110 г. или начало 1111 г. (
293
Вильгельм Аделин принес вассальную присягу Людовику VI только после подписания мира – в начале 1120 г. (