Однако, когда смешением отрядов расстроенные, ни коней своих отыскать, ни что делать, [они] не решались, мужественный король, не на своего, а на чужого севший коня, сопротивлялся, криком призывал по имени более храбрых, чтобы не бежали, убеждал. Сам же среди вражеских боевых порядков, с обнаженным мечом, кому мог, защитой был, беглецов удерживал и, несмотря на то, что [это] королевскому величию не подобает, с рыцарями опытными по долгу рыцаря, но не короля, в одиночку сражался. Впрочем, когда уберечь войско от поражения один, с уставшим конем, [он] был не в состоянии, подошел оруженосец, который [его] собственного подвел боевого коня. На него быстро вскочивший король, гонфанон[371] выставив вперед, с немногими на врагов опять устремился; многих своих плененных удивительной доблестью спас, некоторых врагов сильнейшим натиском поразил и, чтобы дальше не досаждали войску, потом в бегство обратил, [так что] в Гадесе ли [они] на Геркулесовы Столбы наткнулись или Великий океан [им] преградил путь[372].
Им, прежде чем в Пюизе [они] возвратились, в пять сотен или более войско нормандских рыцарей встретилось, которые, если бы раньше пришли, когда [наше] войско было разбито, большой урон нанести, пожалуй, могли бы. И когда королевское войско во все стороны было рассеяно, одни в Орлеан, другие в Этамп, третьи в Питивье направились; король уставший в Тури приехал, – «Так же, отогнан от стад соперником в первой же схватке, // Прячется бык по лесам и, скитаясь в пустынных равнинах, // Пробует крепость рогов повсюду на встречных деревьях»[373] – и, крепко души [своей] силу собравший, на врага через железо, «рану такую презрев, (... ) он прыгает дерзко»[374]. Именно так король, войско вновь созвав, бодрость восстановил, смелость возродил, поражение войска, а не неопытностью объяснил, а сказав, что с неизбежностью это иногда рыцари испытывают, сказал; еще более мужественно и отважно, если представится случай, сражаться [и] за ту обиду наказать, как лестью, так и угрозами воодушевить старался. И пока как французы, так и нормандцы восстановлением замка занимались усердно, пришли еще вместе с графом Тибо и войском нормандским и Милон де Монлери, а также как Гуго де Креси, так и брат его Ги, граф де Рошфор, тринадцать сотен воинов которых осадой Тури угрожали. Король никакого страха не испытывал, их старался ночью и днем беспокоить, ущерб наносить [и] препятствовал чтобы съестные припасы дольше, чем обычно, [они заготовляли].
Таким образом, восстановив замок в течение недели[375], когда ушли некоторые из нормандцев, граф Тибо со значительным войском остался; собрав силы, король [вновь] двинул машину войны, с большими силами к Пюизе вернулся, врага встреченного растоптал, через ворота пробившись и прежнюю обиду отомстив, в замке запер; из воинов заслоны, чтобы [они] не вышли, поставил. Древний, его предками заброшенный холм[376], от замка на расстоянии броска камнем, [он] занял, замок возвел необыкновенным усердием, в необычайной тревоге, поскольку палисад из соединенных бревен не был возведен для защиты строителей, подвергая гибели, выпущенной пращниками, арбалетчиками и лучниками; к тому же [было] очень тяжко, поскольку [те], кто их донимали, за замковой оградой в безопасности, наружу стреляя, никаких ответных действий за причиненный вред от врага не опасались. Разгорелось страстное опасное состязание за победу внутренних и внешних, [те], кто из королевских воинов были потерпевшими, сильнее причинить ущерб, памятуя обиды, старались, но не отказывались от [своего] намерения [до тех пор], пока неожиданное и как будто предсказанное укрепление множеством воинов, множеством снаряжения не снабдили, уверенные, что, так как король в скором времени уедет, от ближайшего места дерзости защищаться или от жестоких мечей врагов жалким образом погибнуть [придется].
Итак, вернувшись в Тури и собрав мужей, добавив к войску на названном холме, то тайным образом с немногими, то открыто со многими через середину вражеского строя съестные припасы так же рискованно, как и отважно переносил до тех пор, пока люди из Пюизе, тягостной близостью их [наших] нестерпимо удручавшие, не стали угрожать осадой. Король вплотную [свой] лагерь пододвинул, Жанвилль на расстоянии примерно одной мили от Пюизе занял, неожиданно кольями и фашинами внутренний двор опоясал. И пока войско снаружи укрепляло [свои] палатки, граф-палатин Тибо, собрав сколько смог сил и своего, и нормандского войска, смелым натиском на них устремился, неготовых и даже пока неснаряженных как отбросить, так и повергнуть страстно желал.
371
Гонфанон (от франкского gunfano – боевое знамя (
372
Сугерий хочет сказать, что разбитый враг бежал на край света, ибо со времен античности считалось, что за Геркулесовыми Столбами земли больше нет.
375
Согласно Г. Фурнье, новое укрепление, взамен разрушенного в 1111 г., было возведено на насыпном холме в северо-восточной части первоначальных внешних укреплений; с востока его прикрывало нечто вроде треугольного бастиона, состоявшего изо рва, вала и палисада. От этого второго замка не осталось каменных руин, очевидно, донжон был полностью деревянным. Эта конструкция занимала гораздо меньшую площадь: сужение линии нападения обеспечивало лучшую ее защиту меньшими силами (
376
Как говорилось выше (сн. 230), в первой трети XI в., при короле Робере II Благочестивом (996-1031), замок Пюизе являлся королевским. Его шателеном тогда, по-видимому, был отец Умберги, ок. 1049 г. вышедшей замуж за Эбрара I де Сомюр, виконта Шартра (ок. 1048-1067), который принял титул сира дю Пюизе (Cartulaire ... de Notre Dame de Chartres. Op. cit. T. I. P. 92, № 15 (1049/60 г.): «