Жизнь Людовика VI Толстого, короля Франции (1108-1137)

Других же суровый опыт убеждал их дольше подождать, когда вторгшиеся в пределы марки уже бежать, отрезанные, [они] будут не в состоянии, [тогда] нападавшие будут повержены, подобно сарацинам безжалостно уничтожены, варваров непохороненные тела волкам и воронам на их вечный позор будут выставлены, [и] такого смертоубийства и жестокости причина земли своей защитой оправдывается.

Высшие же бароны королевства, во дворце в боевые порядки построенные перед лицом короля, чтобы друг с другом поддержкой соединиться: [воины] из Реймса и Шалона-на-Соне более 60 тысяч как конных, так и пеших первый отряд составили; из Лана и Суассона, не менее многочисленные, – второй; из Орлеана, Этампа и Парижа, и блаженного Дионисия многочисленное войско и короне преданное, – третий[486], в котором также сам [король] находился, надежду на помощь покровителей своих возлагая: «В этом отряде, – сказал [он], – как безопасно, так и доблестно [я] буду сражаться, поскольку сверх святых господ наших покровительства, также [они] меня как своего земляка воспитали, [то] либо живому [они] помогут, либо мертвого как хранители принесут».

Граф же палатин Тибо с дядей благородным графом Труа Гуго, когда из содействия Франции – ведь войну против короля [Людовика] вместе с дядей королем английским [он] начал, – прибыл, четвертый [отряд] составив[487]; пятый, передовой, из [воинов] герцога Бургундского[488] и графа де Невер[489] был образован[490]. Славный же граф де Вермандуа Рауль, кровным родством с королем замечательный, полагающийся на лучшую рыцарскую конницу и многочисленное войско из Сен-Кантена и всей [своей] земли, снабженное как хауберками, так и шлемами, правое крыло держать назначенный[491], понтийцев, амьенцев и бовэзийцев[492] налево поставить согласился[493]. Благороднейший граф Фландрский[494] с десятью тысячами воинов, страстно жаждущих славы, – [он] бы даже утроил войско, если бы вовремя узнал, – замыкающим отрядом для завершения [сражения] построился. Этих же, из мест приграничных пришедших, герцог Аквитанский Вильгельм[495], славный граф Бретонский[496], воинственный граф Фульк Анжуйский в высшей степени ревновали, что мужей преумножить и франков обиду сурово покарать и дальность пути, и краткость срока не воспрепятствовали[497].

Предусмотрено было также, чтобы повсюду, если только пригодно место, войска в сражение вступали, и возы, и повозки, воду и вино утомленным и раненым перевозящие, наподобие маленького укрепления по кругу располагались, чтобы от ратного труда [и] от ран ослабевшие, именно там утолением жажды и перевязкой ран укрепившись, более сильными за стяжание пальмовой ветви [победителя] сражались.

Итак, когда известие о таком и столь внушающем трепет деянии и о столь сильном проявлении любви, ушей самого императора достигло[498], притворяясь и таясь, под пустым предлогом тайком ускользнув, в другую сторону [он] направился, почтя за лучшее позор поражения терпеть, чем и империю, и самого себя гибельному падению из-за суровой мести французов отдать[499]. Когда французы об этом узнали, единственно мольбами архиепископов и епископов, и религиозных мужей от опустошения этого королевства и бедняков притеснения с трудом удержать себя смогли.

Таким образом, с такой и столь великой помощи победой – такой же или даже больше [она] была, чем если бы в полевом сражении [они ее] одержали, – французы возвратились к себе; король, обрадованный и признательный, к покровителям своим святейшим мученикам смиренно пришел, и им после Господа большие благодарности принеся, корону отца своего, которую [он] несправедливо удерживал, – по закону ведь им [святым мученикам] все служат, – благочестиво возвратил[500]. Ланди[501] внешнюю часть на равнине, – поскольку внутренняя уже святым принадлежала, – с великим удовольствием возвратил[502], пространство которого крестами и колоннами мраморными установил, как будто Геркулесовыми Столбами в Гадесе, положившими преграду всем врагам[503]. Также достопочтенных святейших тел святые носилки серебряные, которые, на главном алтаре помещенные, на все время военных действий к народу были выставлены, где непрерывно – днем и ночью – торжественная служба братьями усердно проводилась; толпы благочестивого народа и религиозных женщин о поддержке войску повторяли многочисленные молитвы; сам король на собственных плечах господ и покровителей своих с обилием слез [на глазах и] с сыновьей почтительностью на место их перенес и многими как земельными, так и другими соответствующими дарами за эти и другие благодеяния снабдил[504].

486

Компилятор рукописи F добавляет число «десять тысяч человек».

487

«С 8 тысячами» (ms. F).

488

Гуго II Борель.

489

Вильгельм IV.

490

«Которая состояла из 10 тысяч доблестных людей» (ms. F).

491

«С 7 тысячами» (ms. F).

492

Жители графства Бовэ.

493

«В таком же количестве» (ms. F).

494

Карл Добрый.

495

Вильгельм IX.

496

Конан III Толстый.

497

Впрочем, Фульк V полностью примирился с Генрихом Боклерком в мае 1119 г. По словам Ордерика Виталя, «поскольку Фульк [V] Анжуйский в первую неделю Великого поста в графство Алансон приехал и там в Пьерр-Персе с королем Генрихом разговаривая, ему в верности поклялся и его человеком [=вассалом] сделался, графство Мэн от него [в лен] получил и дочь свою Вильгельму Аделину сыну короля, [в жены] отдал» (Orderic Vital, Lib. XI, cap. 21. Col. 846). Бретань же уже была вовлечена в английское политическое движение.

498

Эккехард сообщает: «После того как немецкое войско вышло к границам его [короля Людовика], разведчики ежедневно подтверждали, что французы, собрав у себя большое войско, сражения ожидали и даже необдуманно желали» (Ekkechardi... Chronicon... Op. cit. P. 720). Компилятор F здесь вводит интересную деталь: «Уже вместе с королем они твердой ногой встали по ту сторону границы королевства и, когда приблизились разрозненные отряды германцев, они убили их почти две тысячи».

499

Отступление началось 14 августа 1124 г. Эккехард объясняет это двумя причинами: «Император же немного привел войска, так как немцы трудно сражаются за границей. Между тем стало известно, что вормсцы с помощью герцога Фридриха против воли императора Б[урхарда], епископа своего, на его же кафедре восстановили и город внутри стен к мятежу всячески приготовили: о том услышав, [имперские войска] возвратились [и] в город тот с большой свирепостью вторглись» (Ibid. ). Однако, так называемый «другой Робер» (†1212), третий продолжатель хроники Сигеберта из Жамблу, пишет: «1124 г. (...) Император Генрих, собрав войска бесчисленное множество, в границы Французского королевства вторгнуться задумал. Но когда Людовик, король Франции, с почти бесчисленным войском навстречу ему поспешил, по совету высшей знати и епископов, от бесполезного намерения отступился; и было это в месяце августе» (Ex alterius Roberti. Appendice ad Sigebertum // RHF XIII. P. 328.).

500

На самом деле в 1120 г., перед 3 августа, Людовик VI в присутствии папского легата Конона, совершил это возвращение. Текст этого акта напоминает, что согласно праву и обычаю инсигнии покойных королей приносятся св. Дионисию как государю и покровителю королевства (dux et protector regni) (Tardif J. Op. cit. № 379). Эта традиция опирается на грамоту Карла Великого от 813 г., которой он пожаловал, помимо многочисленных привилегий, и свою корону, чтобы поместить ее на алтарь св. Мучеников (Цит. по: Barroux R. Op. cit. P. 16-18). Р. Барру доказал, что эта грамота является поддельной и составлена около 1120 г., ибо примерно тогда и зафиксированы все названные в ней привилегии, что подтверждается и другими документами{{{325}}}(Barroux R. Op. cit. P. 18-23). Само же дарение короны Филиппа I аббатству было компенсацией Сен-Дени за то, что вопреки обычаю Филипп I приказал похоронить себя в монастыре Сен-Бенуа-сюр-Луар, против чего Адам, аббат Сен-Дени, активно протестовал (Ibid. P. 21-22).

501

Ланди (франц. Lendit) – название не местности, а самой ярмарки. Традиция возводит его к латинскому слову «indictum» (франц. jour dit), то есть «установленный, назначенный день» (Dictionnaire d'Histoire de France. Paris, 1981. P. 563). Ярмарка занимала обширное пространство между северным склоном Монмартрского холма и Сен-Дени, то есть часть равнины, описываемой ныне как территория предместий Сен-Дени и Сент-Уан, до городских укреплений (Grande Encyclopedie Larousse. Paris, s. a. T. XI, p. 878).

502

По-видимому, можно считать доказанным, что ярмарка принадлежала монахам; она располагалась внутри бурга и вела свое происхождение с объявления праздника, проведенного 8 июня 1048 г. в честь реликвий, полученных сокровищницей аббатства годом ранее. Внешняя ярмарка – результат расширения первой – была создана самим Людовиком VI между 1110 и 1112 г.; она проводилась на равнине Сен-Дени, к востоку от римской дороги, на территории тогдашнего королевского домена. Но поскольку она жила за счет толп народа, привлеченных реликвиями Сен-Дени Сугерий считал обоснованным рассматривать приносимый ей доход как принадлежащий аббатству по праву, из чего следует слово «возвращение». Обе ярмарки слились после 1213 г. в пользу Ланди-на-равнине (Levillain L. Essai sur l'origine du Lendit // Revue Historique. Paris, 1927. T. CLV. P. 241-276).

503

Право юстиции Людовик VI уже пожаловал Сен-Дени в 1120 г В 1124 г. он лишь подтвердил свое дарение и уточнил его границы: «(...) Также права викария и всякого рода правосудие и полную свободу, насколько от города блаженного Дионисия в сторону Парижа с давних пор многих королей Франции и наша покрывает власть так, чтобы определенным распознанием из столбов [мы] заканчивали (...), благочестиво навеки во владение передаем» (Privilegia Sancto Dionysio... Op. cit. Col. 1461-1462).

504

Именно по случаю принятия знамени «для управления и защиты королевства» перед отправлением в Реймс Людовик VI приказал таким образом отблагодарить св. Дионисия за его помощь и защиту. Грамота, сообщающая о церемонии, имеет очевидную цель определить сделанные пожалования: король зафиксировал в качестве границ правосудия аббатства с одной стороны – «от реки Сены, от мельницы, которую обычно называют Байар», с другой стороны – «от верхней точки города, который называется Обервиллье» (Privilegia Sancto Dionysio... Op. cit. Col. 1462), то есть охватывающие почти точно нынешние приходы Сен-Дени и Ла Курнёф. Мраморные колонны упоминаются во многих средневековых актах, почти все они еще существовали в XVII в. (Lair J. Notes sur la plaine Saint-Denis // Bulletin de la Societe de l'histoire de Paris. Paris, 1896. T. XXIII. P. 100-113)