Глава XXI
Когда великаны бросили нас в пещеру, они закрыли отверстие, свалив на него ствол огромного дерева, росшего над пещерой и свисавшего вроде подъемного моста; это падение и удар заставили не только задрожать пещеру и идола, но через щель или окно, выходившее на море, вырвавшийся порыв ветра поднял столь великое волнение, что мы слышали, как сильно ударялась наша лодка благодаря своей величине и тяжести. Я не думаю, чтобы я ошибался, сказав, что поваленный ствол имел тридцать локтей в обхвате, а в высоту более шестидесяти. Древесина его была тверда и тяжела, как самый твердый камень на свете.
Великаны, совершив такое жертвоприношение своему идолу, начали танцевать и плясать, извлекая из тамбуринов хриплые и печальные звуки,[481] настолько беспорядочные и несогласованные, что они больше были похожи на шум в склепе, чем на музыку для танца.
В то время как они были поглощены своими играми и развлекались за счет наших жизней, мы оплакивали наше несчастье и власть судьбы, которая с таким насилием обращалась с нами и привела нас к тому, что, когда мы уже, казалось, нашли некоторое облегчение от столь продолжительных и непрестанных бедствий, она приготовила нам смерть от голода и жажды среди мертвых тел тех, кого они раньше приносили в жертву своему ненасытному идолу. Но так как ни в каком несчастье не следует терять присутствия духа и так как бедствия являются пробным камнем для мужества и ума, то мне сейчас же пришло в голову средство, каким мы могли воспользоваться в столь затруднительном положении, когда мужество, находчивость и быстрота должны немедленно объединиться. И так как они были заняты и развлекались своими празднествами и в действительности они были людьми простодушными и считали, что при таких условиях, держа нас заключенными в столь мрачной могиле, можно о нас больше не думать, то мы могли – хотя и с трудом – приступить к выполнению моего плана, который заключался в следующем.
Я взял, сколько мне казалось нужно, веревок, и из наиболее чистых от мяса белых костей тех мертвецов, выбирая самые маленькие, я сделал лестницу, по которой мы могли бы добраться до упоминавшейся щели, что было делом большой трудности, потому что повсюду была голая скала и не было возможности сделать отверстия, по которым можно было бы подняться и закрепить лестницу. Но так как нужда – великая учительница, а найти способ укрепить лестницу было вопросом не меньше как о жизни, то я взял очищенный от мяса позвонок, продел через отверстие веревку, и, соединив оба конца, чтобы они оставались внизу, все мы изо всех сил стали стараться забросить кость в окно или щель. Один сильный молодой парень, выросший в горах Ронды, обладал такой ловкостью, меткостью и силой, что ему удалось забросить кость в щель таким образом, что она там легла поперек или застряла. Тогда, привязав лестницу к одному из концов веревки, мы стали тянуть за другой, так что лестница была поднята наверх. В то время как мои товарищи держали оставшийся внизу конец веревки, я с большой осторожностью поднялся по лестнице и укрепил ее таким образом, что мы все могли подняться к щели и оттуда спуститься к лодке.
Когда был осуществлен этот хитроумный план, я взял порох из всех пороховниц, и пока мои товарищи поднимались к щели и спускались к лодке, я заложил мину под ногами идола, так как было много отверстий, в которые можно было ее заложить. Хорошо закрыв ее и приложив к ней зажженную веревку меньше чем в пядь длиной, я поднялся по лестнице и прыгнул в лодку. Мы отплыли на веслах настолько, чтобы быть в безопасности, и едва мы остановились, чтобы посмотреть, что произойдет, как раздался столь ужасный грохот взорвавшейся мины, что взволновалось море и грохот разнесся по большей части острова, а идол так ужасно обрушился на плясавших, что раздавил полторы дюжины их. Остальные, видя, что тот, в кого они верили, умертвил их товарищей, пустились бежать, скрываясь в глубине острова. Таким образом, они покинули все пространство, какое было нам нужно, и мы высадились, крепко привязав лодку, и все одновременно бросились целовать землю, воздавая бесконечные благодарения Творцу ее за то, что Он дал нам возможность опять ступать по нашей стихии. И хотя мы были поражены опустошением, произведенным идолом, и нас могло бы удержать бывшее перед нашими глазами зрелище, потому что почва была покрыта этими огромными чудовищами, однако, так как мы видели землю свободной от них, а голод и жажда нашли здесь чем удовлетворить себя, мы бросились на превосходнейшие плодовые деревья и к прекраснейшему источнику, который выбивался у подножия утеса, окруженный прозрачными чистыми брызгами.
481
Берналь Диас дель Кастильо, один из наиболее достоверных мемуаристов конкистадоров, часто упоминает о хриплых и печальных звуках индейских тамбуринов.