Скованный стыдом Сашин неподвижно наблюдал, как Дудкина вынула из кармана халата палочку от мороженого и соскоблила присохшую глину в чистую зеленую бумажку.
— Не сорить же здеся, — бережно свертывая грязь и пряча в карман, объяснила она.
— Алегыч, машинка-то у вас в порядке?
— Да вроде бы, — ответил Линчевский.
— Дай, опись отпечатаю. Не иттить к себе.
— Прошу, Прасковья Ивановна. Вам вставить бумагу? — предложил галантный Линчевский.
— Ни, ни! — испугалась вроде Прасковья. — Сама. Обучилася.
Постучав указательным пальцем, она обратилась к Сашину:
— Дай-ка очки, совсем не вижу.
— У меня близорукость, тетя Паша.
— Все одно, давай.
Она внимательно осмотрела оправу.
— Не годятся. Вот накарякала, вот накарякала, — вынула она текст из машинки и вперилась в него. — Ой, так ли, ой, так ли… — запричитала она и прытко заковыляла к дверям.
Все это время Линчевский молча сидел за столом, терпеливо наводя порядок.
Хлопнула дверь и в отдел ворвался радостный Стрижик.
— Почему вы один? Где остальные? — строго спросил Линчевский.
— Приказ читают. Саня вывесил самолично!
— Какой приказ?
— Машинки после работы сдавать в машбюро. Вечерние и ночные дежурства. С отгулом! Во здорово! Олег Георгиевич, запишите меня…
— И все?
— А дальше неинтересно. Дудкиной доплата десять процентов к ставке из директорского фонда. Слухи об образовании товарищеокого суда в ЦКБ. Есть разговоры — председателем будет Фаленков, Ну и тэдэ и тэпэ.
6
В приемную вошел руководитель молодых специалистов с небольшим ведерком глины.
— Где промазывать?
— Нигде, — ответила ему секретарша Наденька. — Поставьте здесь, Василий Степанович. Брали где сказано?
— С канавы. У трансформаторной будки. Что уж я, совсем что ли?
— Мне писчей бумаги, — выскочил из своего кабинета Саня.
— Сколько выписывать? — осведомилась Наденька.
— Килограмма три. — Саня посмотрел на письма в своей руке. — Давайте пять, — и, как отсигналившая кукушка в часах, скрылся за ватно-клеенчатой дверью с табличкой «Главный инженер ЦКБ».
В приемной мялся дядя Вася.
— Надежда Васильевна. Моих не видали?
— Не заходили.
— Чему учат, а? Никакой дисциплины. Глину-то самому пришлось. Разве это порядок, а? Чтоб дворник сам?
— Принес, родимый? — спросила дядю Васю вошедшая Прасковья. — Брал иде казала?
— Сам копал, сам принес. Сам! Все насмерть заучилися, — с ядом заметил дамам Василий Степанович. — Докатились. Дворник — глину.
— Нуткось, давай-ка сюда, Надюха, — взяла ведро Прасковья и, понюхав глину, прошла с ведром в кабинет директора.
— Все ученые ходют, — пожаловался дядя Вася вошедшему Сашину.
— Надежда Васильевна, меня вызывали?
— Вы в очках? — справилась Наденька, не отрываясь от исходящих.
— Да, — удивился Игорь Игоревич.
— Тогда садитесь.
Дверь из кабинета директора приоткрылась. Из нее пыталась выйти похожая на старую меньшевичку Ду-кельская, заведующая лакокрасочной лабораторией ЦКБ. Она толкала дверь ногой, так как руки ее были заняты ведерком и еще чем-то на зеленой бумажке, что несла она, как зажженную свечу.
— Как это я со своей лакокрасочной техникой сличу обе глины? С’еst impossiblе![1], — экспрессивно крикнула она в кабинет, безуспешно пытаясь выбраться из двойных дверей.
Сашин помог ей. Зеленая бумажка с кусочками засохшей земли что-то напомнила ему, но он не стал напрягать память, так как в этот момент пришло решение: да, прокладку для тормоза надо делать из паранита.
— Касатик, заходи, — позвала Прасковья Сашина из дверей директорского кабинета.
Там Шкуро наставлял в чем-то Саню, уже успевшего залететь к Владимиру Васильевичу с письмами.
Прасковья села в стороне, неотрывно наблюдая за Сашиным.
— Прошу! — распахнулся в любезности Владимир Васильевич. — Садитесь, Игорь Игоревич. Нет, вот сюда. Еще ближе. Так. — Он показал пальцем на туристский значок Сашина. — Сейчас бы в лес, овраги разные, речки там всякие, ручейки. А мы — план. С моим весом ручейки теперь только в брод. А вы, наверное прыг-скок и там?
— Пока еще прыгаю.
Отзывчивый на расположенность и доброту Сашин перестал удивляться непривычному благодушию Главного. Он сел очень удобно на стуле, положив ногу на ногу, и продолжал:
— Вы знаете, мне в этом, в прыжках, помогает моя методика. Удается одолевать и речки. Малюсенькие.
— Познакомьте, — ушел во внимание Шкуро.