— Правда? — он уставился на монитор. Он редко так смотрел — взглядом хищника, выжидающего свою добычу. Когда увидел себя, лицо расплылось в улыбке:
— Посмотри, как по-идиотски я тогда одевался.
Я заметил по его глазам, что он пришел в возбужденное состояние. Когда дошло до той семейной пары, глаза его помрачнели. Он сказал:
— Увы, я не знаю, как они теперь. Ведь единственный сын.
— У каждого своя судьба. Ты помогал им. Считай, исполнил их заветное желание.
Он замолчал.
После долгих раздумий спросил:
— Ты правда веришь мне?
Я утвердительно кивнул головой.
Он опустил голову, потом вскинул ее, словно решившись на что-то. Открыл рот, но так ничего и не произнес.
— Ты не думал о том, чтобы вернуться в Китай? — спросил я, озираясь кругом.
Опустились вечерние сумерки. Луч света, скользивший по комнате, погас. Ажан подвинулся и включил лампу. Она выглядела как масляная, но на самом деле внутри была неяркая электрическая лампочка. Ее свет, пробиваясь сквозь пыльный стеклянный плафон, отбрасывал полукруг на стене.
— Приехал, разве смогу уехать? — голос Ажана был тихим, словно он говорил сам с собой.
Он выдвинул ящик и вытащил из него блокнот. Полистав страницы, осторожно вынул из него фотографию и передал мне.
Фото было черно-белым, явно сделано много лет назад, кое-где пожелтело. На фотографии была женщина в старинном одеянии, у нее были яркие глаза и высокий лоб.
Ажан сказал:
— Я приехал из-за нее.
— Мы познакомились, когда я поступил в труппу, — сказал он, не дожидаясь моего вопроса. Глаза Ажана глядели в пустоту. — В тот год я только закончил театральное училище, а она была в нашей труппе самой популярной исполнительницей партий хуадань — юных красоток. Говорили, что она из уезда Юйяо в провинции Чжэцзян, перешла к нам из уездной труппы. Когда она только поступила, многие, кто имел специальное образование, были против нее, говорили, что она дикарка. Но через месяц-другой никто слова против нее не мог сказать. Если она исполняла главную партию, успех был ошеломительным, овация за овацией. Если она пела, перемежая арии речитативом, «Оплакиваю облетевшие цветы»[22], ее пение вызывало у всех слезы. Если надевала головной убор и украшала волосы — вылитая Чжо Вэньцзюнь[23].
Тут Ажан забрал из моих рук фотографию и стал внимательно ее разглядывать. Он легонько погладил ее пальцем и продолжил:
— Она тогда пела на сцене, а я — я слушал под сценой. Слушал, как она поет «Изумрудную шпильку», «Партии и клики»[24], и не мог наслушаться. Заслушивался так, что забывал про свои собственные репетиции, за что мне попадало от руководителя труппы. Я думал тогда: «Наступит ли когда-нибудь день, когда я смогу спеть с ней вместе на сцене?» Но понимал, что это всего лишь пустые грезы. Как она может обратить внимание на меня, желторотого юнца?
Однажды, готовясь отметить годовщину труппы, мы репетировали «Карп-оборотень». Незадолго до выступления актер, который пел партию Чжан Чжэня, получил травму. И вдруг меня поставили его подменить. Она взглянула на меня и говорит: «Этому ребенку только молодых чиновников играть, не подходит он для роли». Не знаю, откуда у меня взялась такая смелость, но я попросил: «Позвольте мне попробовать».
Она кивнула головой, и началась генеральная репетиция в костюмах. Она улыбнулась и сказала: «Хорошо поешь. В глазах настоящее чувство. Мал, да удал». И погладила меня по голове.
Это был единственный раз, когда я пел с ней на одной сцене, — сказал Ажан и, взглянув на меня, добавил: — Потом она прислала мне эту фотографию в театральном костюме. После этого случая она и в труппе заботилась обо мне. Тушила тефтели «львиная голова», очень вкусные. Еще связала мне шарф. В труппе заговорили, что у нее появился взрослый сын. Мне это слушать было тяжело. Мне было восемнадцать, а ей тридцать два.
Влетел ночной мотылек, ударился о лампу. Рухнул на пол, побил крылышками. Ажан нахмурился, придавил его большим пальцем и размазал. На полу остался белесый след от пыльцы. Он сказал:
— О ее отношениях с руководителем труппы я узнал раньше всех. Не знаю, почему она доверяла мне. Она попросила меня передавать любовные письма. Руководитель труппы играл молодых храбрых воинов — амплуа у-шэн, красив собой, прекрасно пел. Но — был женат. Я видел, как они строили друг другу глазки на сцене и под сценой. Но еще и передавать любовные письма… Однажды я вскрыл конверт и прочел письмо. Потом позвонил его жене. Их застукали у него дома. Я думал, его жена закатит скандал, а в итоге — нет. Его жена покончила с собой.
23
Чжо Вэньцзюнь — жена одного их самых известных поэтов Древнего Китая Сыма Сянжу (179–117 г. до н. э.). Их любовная история вошла в историю китайской литературы. Красавица, дочь богача, она увидела Сыма Сянжу на пиру у отца и сбежала с бедным поэтом из отчего дома. Поначалу они жили в бедности, но впоследствии ее супруг получил известность как первый поэт своей эпохи.
24
Название одной из пьес шаосинской оперы, написана в середине XVI в. Герой пьесы Цэн Жун из-за отца попал в неприятности: у того конфликт с коварным, жестоким и жадным до взяток главой дворцового секретариата Янь Суном. Янь Сун, пользуясь увлечением императора даосскими практиками и нежеланием заниматься делами государства, фактически прибрал к рукам всю власть в стране и жестоко расправляется с неугодными. Цэн Жун вынужден бежать. Впоследствии он женится на внучке Янь Суна Лань Чжэнь и пытается раздобыть улики против обидчика своего отца. Основная линия — борьба между преданными и вероломными чиновниками.