Егор Исаев
ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ…
поэмы
Москва
Военное издательство
1984
© Воениздат, 1984
СУД ПАМЯТИ
1
Он шел в засеянный простор,
В зарейнские поля.
Вокруг него во весь напор
Работала земля.
Вся до корней напряжена,
Вся в дымке голубой…
Она щедра, земля,
Она
Поделится с тобой
Своим трудом,
Своим зерном,
Ни грамма не тая.
А чья она?
Ей все равно.
Да жаль, что не твоя,
Как облака,
Как тот завод,
Как теплый ветерок.
Тропа —
И та тебя ведет
На бюргерский порог.
И там, быть может,
Ждет ответ
Такой, как в те года:
«Работы нет».
«Работы нет».
И что тогда?
Тогда…
Тогда на все ему плевать.
Да-да,
На все плевать!
Он будет пули отливать,
Как все,
И есть и спать.
Беречь себя и свой покой,
Не думать —
Лишний труд, —
Какую даль,
Рубеж какой
Они перечеркнут,
Чье сердце,
Грудь
И чей висок
Придется им прошить…
А память?
Память — на замок,
Чтоб не мешала жить!
Он так решил.
Он думал так
Себе же вопреки.
И с каждым шагом — тверже шаг.
И круче взмах руки,
И шире поворот плеча
И разворот груди…
И вдруг земля —
Совсем ничья —
Открылась впереди,
Совсем ничья,
И вглубь и вширь
Раздвинула поля,
Среди хлебов
Глухой пустырь,
Забытая земля.
Ни колоска здесь,
Ни креста
И ни следа борозд.
И Герман Хорст шагнул
И стал,
И вспомнил Герман Хорст:
Он здесь стоял
Еще тогда,
В тридцатые года…
Стоял по правилам по всем
Он,
Двадцати трех лет, —
В полынный цвет
Железный шлем,
Мундир — в полынный цвет.
Весь начеку,
На все готов,
Румянощек,
Безус.
Как отпущенье всех грехов,
На пряжке:
«Готт мит унс!»[1]
Приклад — в плечо.
Азарт и страх
В прищуре рыжих век.
А перед ним в трехстах
Шагах
Фанерный человек
Стоял,
Не замышляя зла,
С безликой головой.
Дрожала мушка и ползла
По корпусу его.
Ползла,
Как было учтено
Внимательным зрачком,
Туда,
Где сердце быть должно
Под черным пятачком.
Ее инструкция вела
И чуткая ладонь.
— Огонь! —
И пули из ствола
В мишень
метал
огонь.
— Огонь!
— Огонь! —
И Герман Хорст
Как надо брал —
Вподсек.
Но тот — фанерный —
Под откос
Не падал человек.
Не отвечал огнем, чудак,
Не клял,
Не умолял.
А он — живой —
Стрелял,
Да так,
Чтоб насмерть,
Наповал.
С плеча!
Откинувшись слегка!
С колена!
Лежа бил!..
Пустырь.
Могильная тоска,
Хотя здесь нет могил.
Здесь только гильзовая жесть —
Вразброс,
Не сосчитать.
Не счесть и тех парней,
Что здесь
Учились убивать.
Их было много,
Молодых,
В шинелях и в броне.
Вели,
Развертывали их
В тот год — лицом к войне.
Курки — на взвод.
Полки — на старт,
Готовые к броску.
Нетерпеливый шорох карт,
И порох начеку.
И фюрер плоскую ладонь
Над касками простер:
— Огонь! —
Развернутый огонь
Накрыл
живой
простор.
— Огонь!
— Огонь!..
На сто дорог
Вдоль западных границ
Вломились тысячи сапог,
Колес
И гусениц.
И Герман Хорст
В лавине той —
В сукне,
в дыму,
в пыли —
Был малой точкой огневой
В масштабе всей Земли.
А в точке той,
Под тем сукном
Казенным,
В глубине,
Живое сердце билось.
В нем —
На дне,
На самом дне,
Был тот росток,
Что в сотни линз
Нельзя найти,
Поймать,
Но он вмещал в себя всю жизнь,
Что подарила мать.
И первый свет,
И первый шаг,
И первую весну.
И Рейн,
И заводь в камышах,
И просто тишину,
И просто лодку,
И причал,
И свет девичьих глаз.
~ 1 ~