«...при урожае могут лишь прокормить себя, сохранить семена на посев и уплатить продналог не в состоянии.
В отдельных голодающих волостях семена съедены и население, съевши все суррогаты, разбрелось; о засеве в таких волостях Красноуфимского, Шадринского и Каменского у[ездов] не может быть и речи».[1530]
В Екатеринбургском уезде к 1 мая 1922 г. голодало 156 тыс. человек. Местные ресурсы, которые могли быть распределены только с разрешения центра, в любом случае удовлетворили бы лишь 2% голодающих. Жители Верхне-Невьянской волости этого уезда питались исключительно суррогатами, ежедневно теряя трех-пятерых человек умершими от голода. Доклад председателя Нижнетагильского укомпомгола от 29 мая 1922 г. свидетельствовал об углублении голодного бедствия: «На тротуарах г. Н.Тагила нередко можно встретить трупы умерших от голода, вдоль улиц города с раннего утра и до позднего вечера бродят, как тени, толпы голодных детей, напевая хором заунывные песни и прося кусок хлеба, которого нет и у самих жителей».[1531]
Обострение голода фиксировалось поздней весной - ранним летом 1922 г. и в других уездах Екатеринбургской губернии. О положении в Шадринском уезде на 1 июня пресса писала:
«Наблюдаются массовые уходы крестьян в сторону Сибири; смертность прогрессирует с каждым днем, и санитарная летучка разъезжает по городу, подбирая трупы, а полуживых от голода свозит в барак; столовые за отсутствием продуктов не оправдывают своего назначения».
От голода мучилось полурабочее-полукрестьянское население горнозаводской зоны. Ситуация в Полдневской волости Екатеринбургского уезда была типичной для горнозаводского края:
«Количество скота быстро уменьшается. Резкая безработица обостряет положение. Заготовки леса почти не производятся, углежжение стоит, на рудниках не работают, заводы молчат. Рук приложить некуда. На всякую работишку набрасываются с жадностью, не считаясь с ничтожной платой, граничащей с самой бесчеловечной эксплуатацией, которую некому укротить, потому что союз работников земли и леса не подает признаков жизни. Короб угля, например, перевозили за 7 верст по грязи за фунт хлеба. Падали лошади, иногда умирали голодные люди. Шпалы заготовляют по десять золотников муки за шпалу. За фунт хлеба сдают по пуду "дубья" — коры для дубления кож. Работают за кусок овсяного хлеба на известеобжигательных печах. При самой изнурительной работе можно заработать лишь на прокорм самого работника, а семья остается ни при чем. Голод косит людей. Смертность за последние дни резко увеличивается.
Многие питаются почти исключительно травой — кислицей, чесноком, мхом, крупянкой (молодые побеги сосны). Большинство держится лишь благодаря тому, что есть молоко (оставшиеся коровы хорошо кормятся в лугах).
Детский дом не может отбиться от матерей, желающих отдать туда детей. Но и в детском доме не сладко. С января в нем умерло из пятидесяти пяти человек шесть чел[овек]. Дети — как тени — неподвижные, с зелеными лицами».[1532]
Помощь голодающим волости оказывалась крайне слабая: было выделено 53 пуда колоба, на засев было дано 800 пудов зерна. Уездный продовольственный комитет требовал платы за помол — от трех до пяти фунтов муки с пуда зерна и суррогатов. Просьбы о льготах для кооперативов категорически отклонялись. Резолюция упродкома была безграмотна и безжалостна: «...ходатайство ваше о сложении помольного налога, как незаслуживающего уважения, оставлено без уважения». Денежный налог необходимо было заплатить и за использование заготавливаемых самими крестьянами дров, жердей и корья.
О трагическом положении населения в мае-июне 1922 г. докладывал в ЦК Помгол уполномоченный по Екатеринбургской губернии представитель РСФСР при всех заграничных организациях помощи. В его докладе была приведена информация о голоде в Алапаевском уезде:
«...люди умирают на улицах, без всякого присмотра, трупы убирают через несколько дней, волкомиссии совершенно бездействуют, крестьянство смотрит сквозь пальцы, волостные организации относятся халатно, все постановления и циркуляры в деле оказания помощи в жизнь проводятся с большим трудом и то не везде».[1533]
Из-за неэффективности помощи голодающим к лету 1922 г., по мнению докладчика, в Екатеринбургской губернии голодала половина населения, вынужденного бороться с бедственным положением в одиночку. В Карабаше, Нижней Туре и ряде других мест отмечались случаи людоедства. В некоторых деревнях собирали все старые лапти и перемалывали на муку. На сельских кладбищах скапливались десятки трупов — некому было копать могилы. В докладе цитировалась выписка из ходатайства Мосинского волисполкома: «Мы стоим еще на половине до урожая, как на глазах волостного исполкома, в его помещении, умирают голодной смертью 3-5 человек ежедневно».[1534]