Населению было от чего впасть в отчаяние. В Каслинской волости в июле 1922 г. голодали 3/4 жителей, в Екатеринбургском уезде к 1 августа в 51 столовой кормилось лишь 11 тыс. из 227 тыс. голодавших.[1535] Голод беспрепятственно продолжался. Помощь голодающим оставалась мизерной.
В середине сентября 1922 г., утверждая, что ужасы голода остались позади, Екатеринбургская печать признавалась, что полностью он все же не изжит. Более 13 тыс. детей нуждалось в призрении, неизвестно было количество людей, которых голод превратил в инвалидов. В некоторых волостях хлеба было запасено лишь до января 1923 г., что особенно тревожило в связи со свертыванием деятельности АРА. Десятки тысяч человек необходимо было кормить до следующего урожая. Так, в Шемахинском заводе голод не утихал: недосев был усугублен заморозками, погубившими яровые. Часть населения по-прежнему была обречена на голодную смерть.[1536]
Регионом голодного бедствия весной-летом 1922 г. стал Южный Урал. Голод бушевал в Башкирии, выхватывая все новые жертвы. Местная пресса на пороге весны 1922 г. описывала последствия недостаточной помощи голодающим:
«Люди мрут, как мухи, мрут, ибо не имеют ничего для пропитания, не имеют даже и тех суррогатов, которыми хоть сколько-нибудь поддерживалась жизнь в летний период. Ни кореньев, ни трав, ни древесной коры, ничего нет, все съедено, все уничтожено».[1537]
В марте 1922 г. ослабевшие жители деревень Бирского уезда выбрасывали трупы родственников на улицу, не имея сил свезти их на кладбище. В общественном амбаре деревни Сабаево скопилось 148 трупов, которые приходилось охранять от голодающих, готовых «полакомиться» мертвечиной. Росла преступность; родители бросали детей, а иногда и убивали их, кончая затем и собственные счеты с жизнью. Взрослые посылали детей за милостыней, и те, как живые трупы, толпами брели из деревни в деревню, пока не замерзали на дорогах. Как сообщали из Белебеевского уезда, «главное занятие сельсоветов — погребение умерших и разбор дел о кражах — тоже от голода».[1538]
В апреле 1922 г. уполномоченный сельского комитета помощи голодающим по деревням Михайловка и Бочкарево составил акт о положении одной из местных семей. Лаконичные сухие строки документа рисуют безысходность положения жертв голодной трагедии:
«Временно проживающий гражданин] д[еревни] Бочкаревой Козлов Яков летом пас табун, а теперь бросил свое семейство из 5 душ, так как кормить нечем, и пошел куда глаза глядят. Семья его страдает вся голодом и опухла вся. Одежды у них нет никакой, живут в землянке, которая негодна — сегодня-завтра их должна задавить. Была у них собака — съели. Теперь собирают разную падаль. Детей до 15 лет четверо, а в столовую записан только один, других же не принимают, несмотря на голод».[1539]
Весной 1922 г. голодающие продолжали прибывать из уездов в Уфу, население которой, благодаря выдаче пайков, было относительно застраховано от острого голода. На улицах города валялись трупы, умерших на улицах тут же обирали, снимая с трупов верхнюю одежду.[1540] В мае 1922 г. в Башкирии голодало уже 92% населения. Как и в других местах, меры по преодолению голодной катастрофы были недостаточны. Голоду не было видно конца.
Голод чувствительно задел весной 1922 г. и население Оренбургской губернии. По данным губпомгола, в апреле голодало 526 401 человек. Близился сев, а крестьяне выходили в поле отнюдь не для подготовки к сельскохозяйственному сезону:
«Людоедство считается уже нормальным явлением, хотя меры борьбы принимаются самим населением. В деревнях жизнь замерла; голодающее крестьянство группами и семействами выезжает из деревень в поле, исключительно на поимки сусликов для употребления их в пищу. Жизнь отброшена к временам первобытного человека».[1541]
Государственная и общественная помощь голодающим, как и в других местностях Урала, в Оренбуржье была явно недостаточной. Зимой сильные снежные заносы оказались неодолимым препятствием для доставки продуктов. Несмотря на поступление в губпомгол в марте-апреле 1922 г. пожертвований из Рязанской губернии, от советских учреждений, служащих и частных лиц, церквей и монастырей, несмотря на распределение десятков тысяч пайков АРА, переломить положение в деревне и станице не удавалось.