Никогда еще так легко не третировали, не ругали, не лезли в драку из-за вздора, как теперь!
[...]...миллионы ненужных терзаний со дня на день ожесточают обывателя, бессмысленно тонущего в грязи, изнывающего в хвостах, стиснутого до обморока в вагоне, ругаемого приказчиком, извозчиком, всяким встречным, и в свою очередь теряющего культурный облик и готового изругать весь мир, ударить женщину, столкнуть с дороги ребенка...».[1613]
Жестокость как доминирующий образец поведения проходит красной нитью через весь рассматриваемый период. Предельного накала массовая склонность к насилию достигла всего через несколько месяцев после начала революции, взорвавшись пиршеством пьяных погромов осенью 1917 г. В них без труда читается еще одна существенная перемена в поведении, природа которой корректно описывается теорией Н. Элиаса. Переменчивость и ненадежность жизни резко сокращали возможности человека планировать и прогнозировать свою жизнь, заставляя все более полагаться на удачу. В этой связи демонстрация удачливости, готовности к риску, показное молодечество становились неотъемлемым атрибутом повседневного поведения. Бессмысленное, на первый взгляд, геройство, было исполнено смысла: способность любой ценой схватить за хвост удачу была равноценна способности выжить во враждебной среде. Во время пьяного разгула последних месяцев 1917 г. свидетели неоднократно отмечали пренебрежение его участников к риску. Очевидец погрома в Оренбурге в декабре 1917 г. оставил яркое свидетельство этого настроения среди охотников за дорогими напитками в горящем складе:
«Выходящие из здания хвалились своим геройством: вот-де, мол, я какие трудности преодолел, но вина все-таки достал. Трудности заключались в следующем: подвал, где находилось вино в бутылках, был охвачен огнем, внутренность подвала также была в огне, и вот, говорит, мне приходилось прыгать через огонь и чуть не задохнуться в дыму, все вытерпел.
Подвал мог вот-вот обрушиться и завалить людей, но посетителей, жаждущих вина, это не устрашало: они продолжали пробираться в подвал и наполнять свои карманы и мешки».[1614]
Таким образом, адаптация психического аппарата и образцов поведения к внешним условиям русской революции представляется важным, но «неисхоженным» полем для исследователя стратегии выживания населения.
Несколько особняком стоят техники самоограничения, или сбережения ресурсов. В условиях всеобщего дефицита важно было не только получить продукты и прочие предметы массового спроса, но и предельно экономно расходовать их, максимально ограничивая собственные потребности. Приходилось забыть прежние стандарты потребления, отказаться от бытовых привычек, включая представления об уюте жилья и манеры одеваться, прибегать к наиболее экономичной рецептуре, а в случае необходимости — переступить через чувство брезгливости, употребляя в пищу продукты, упоминание о которых вызывает у современного человека тошноту.
Наконец, нельзя обойти вниманием и такую автономную сферу приспособления, как, условно говоря, «идеология». События тех лет были спрессованы до предела, информационные «дыры» и перегрузки дезориентировали и рождали чувство неуверенности. Придание смысла происходящему для ориентации в окружающем — одна из важнейших функций культуры — становилось вопросом жизни и смерти в буквальном смысле этого слова. В годы революции в решении этой проблемы были кровно заинтересованы и противоборствовавшие режимы, испытывавшие дефицит собственной легитимности, и погибавшая в круговерти революционных потрясений общественность, и изнывавшее от непонимания происходившего население.
Из вышеизложенного следует, что при классификации методов выживания сложно обойтись одним критерием. Помимо их деления по сферам борьбы за существование целесообразно вычленить способы приспособления, лояльные и нелояльные по отношению к режиму, активные и пассивные. Эти параметры классификации могут быть дополнены делением методов борьбы за выживание по видам угроз: психологической (интерпретации происходящего и поведенческие техники снятия стрессов), материальной (техники получения и сбережения ресурсов), физической (политическая мимикрия или активная оборона).[1615]
1615
Автор глубоко признателен студентам исторического факультета Челябинского государственного университета выпуска 2000 г., которым в форме спецкурса были впервые изложены предварительные результаты исследования, за живой интерес к проекту и критические замечания и предложения по классификации средств выживания.