В пропаганде предстоящей гражданской войны пришедшие к власти большевики, без сомнения, опережали своих противников. Подобно французским революционерам конца XVIII в., они, будучи новичками на политической сцене России и ощущая ненадежность своего положения, были склонны повсюду видеть вражеские заговоры.[1619] Прежняя ленинская идея превращения империалистической войны в гражданскую модифицировалась в лозунг защиты социалистического отечества, на которое якобы ополчились внешние и внутренние враги. Достоверность идее международного заговора западных «империалистов» с российскими «контрреволюционерами» придавали сложные обстоятельства выхода России из мировой войны. Так, празднование годовщины революции в марте 1918 г. в Перми в связи с наступлением немцев было инсценировано как начало гражданской войны. Митинг в городском театре завершился принятием резолюции, составленной в драматических тонах: «...еще жив пролетариат и беднейшее крестьянство, которые не отступят без боя назад и будут биться до последней капли крови. Лучше смерть в открытом бою, чем мир с буржуазией».[1620] В связи с эскалацией «красного террора» осенью 1918 г. призывы к сплочению и бескомпромиссной борьбе с противниками революции зазвучали особенно настойчиво. В одной из вятских газет в сентябре 1918 г. было опубликовано стихотворение, посвященное раненому В.И. Ленину и звавшее к отмщению:
Репрессии адресовались не только «международной контрреволюции», но и не проявившим «революционной сознательности» представителям трудящихся классов. Военно-революционный комитет Мотовилихи незадолго до падения Перми писал об этом совершенно открыто: «Наши революционные совесть и долг велят нам расправляться со всеми палачами Русской и Международной революции, будь то сознательные палачи — буржуа, капиталисты и их наймиты, или бессознательные — темные рабочие и крестьяне».[1622]
При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что «красные» и «белые» интерпретации российской катастрофы имели общие черты. Их роднило, прежде всего, упрощенное и усеченное конструирование прямых причинно-следственных связей. Экономический распад, удорожание жизни, рост дефицитов на самое необходимое, разгул эпидемий, взлет преступности трактовались как прямые последствия деятельности той или иной власти. Если большевистская пропаганда перекладывала вину на «белых», превращая их в непосредственных наследников царского режима, то оппоненты большевизма сосредоточились на критике большевиков как грабителей и разорителей страны:
«Все громкие заявления большевиков о строительстве новой жизни и о правотворчестве на социалистических началах оказались, как это и нужно было ожидать, наглым бахвальством, так как с первых же дней насильственного захвата власти большевики ничего не созидали, а лишь систематически разрушали. С необычайным рвением диких вандалов они растоптали все приобретения мировой цивилизации, проникшей к нам в Россию, они ничего не щадили и не стеснялись обнаруживать во всей отвратительной наготе свои звериные инстинкты и жадность кретина к деньгам и богатству».[1623]
Обличения антинародного характера большевизма, обвинения большевиков в своекорыстии подкреплялись многочисленными примерами:
«Они внесли небывалую разруху в страну, совершенно обнищавшую под их управлением. Они ничего не созидали, а только уничтожали все то, что с таким трудом было накоплено государством. Безжалостно разрушались железные дороги, взрывались мосты, стоившие миллионы народных денег. Разграблялись и уничтожались всякого рода продукты. Ограблялись банки, казначейства. Расхищались золотые запасы государства. И все это делалось для себя, из своекорыстных интересов, без всякой заботы о народе, на котором все это должно отразиться в виде новых налоговых тягот, в виде еще большего обесценения бумажных денег и страшного вздорожания жизни.
1619
О рожденной французской революцией политической культуре, имевшей много общего с культурным пространством, создаваемым русской революцией, подробно см.: Hunt L. Politics, Culure, and Class in the French Revolution. Berkeley; Los Angelos, 1984.